Глобальный взгляд Человеческие судьбы

ИНТЕРВЬЮ «Наружа», «ковидло» и «карантини» - как COVID-19 меняет русский язык

Москва, Россия.
Фото ООН/П.Фигейрас
Москва, Россия.

ИНТЕРВЬЮ «Наружа», «ковидло» и «карантини» - как COVID-19 меняет русский язык

Культура и образование

«Контактный человек» – это вовсе не любитель общения, а тот, кто контактировал с зараженным коронавирусом. «Подозрительный» может быть вполне приятным человеком, но, скорее всего, инфицированным COVID-19. Так пандемия коронавируса меняет наш язык и дополняет его новыми словами и выражениями. По случаю Дня русского языка, который отмечается 6 июня, Елена Вапничная поговорила с известным лингвистом Максимом Кронгаузом.  
 

ЕВ: Спасибо Вам большое, что Вы согласились «сзумиться» со мной. И я, конечно, намеренно употребила это слово, потому что это один из неологизмов, которые пандемия COVID-19     принесла в нашу жизнь. Я уверена, что их уже проанализировали и распределили по категориям. Как пандемия изменила русский язык сегодня?

МК: Мне кажется, пандемия повлияла двояко. Первое – это язык, то есть это появление новой лексики, и я бы даже сказал, что это не появление новой лексики, а ее актуализация. Это первое направление - это слова. Второе, как мне кажется, - более важное и будет иметь больше последствий, это – влияние пандемии и, скорее даже, карантина и самоизоляции в нашей жизни на коммуникацию.

Мне кажется, что слова довольно четко делятся на три группы. Первая группа слов – очень важная – это термины. Термины, которые становятся общезначимыми и общеизвестными. В основном, это термины медицинские: главное - это название болезни - «коронавирус», «ковид», ну и множество каких-то терминов, которые, конечно, существовали в языке, но никому не были известны. У меня на слуху один пример – «сатурация», но их больше, конечно. И второе – это термины административные, регулирующие нашу жизнь. Ну, здесь, конечно, ключевые – «самоизоляция» и «карантин». Вот еще очень любопытное и значимое, как мне кажется, словосочетание и выражение - «социальная дистанция». Оно не складывается просто из слов «дистанция» и «социальная». Это дистанция, которую мы устанавливаем вопреки своей сущности: мы хотим быть ближе друг к другу, особенно к людям, которые нам приятны, но общество нам навязывает необходимость сохранять дистанцию по отношению к другим людям, в том числе к своим близким. Вот, мне кажется, это группа очень важная и наиболее постоянная.

Второй тип – это бытовые слова, которые мы используем в разговорах - в устных, письменных разговорах. Это сокращенное название коронавируса - «корона», это слово «удаленка», которое, конечно, существовало и раньше, или «дистанционка». Это слова, которые Вы употребили, с корнем «зум», «зумить», «зумиться», ну и какие-то менее важные слова, такие как «шашлычники» – люди, вышедшие жарить шашлыки, и так далее – их тоже много. И эти слова, конечно, важны «здесь и сейчас». Если эпоха пройдет, то и они исчезнут. Но вполне возможно, что какие-то из них сохранятся. Я думаю, что некоторые слова с корнем «зум», например, глагол «зумить» - есть еще «зум-вечеринки» и еще какие-то другие «зумы» - могут сохраниться – ну так же, как слово «гуглить», скажем.  

И последняя группа – это игровые слова. Отчасти «зумить» тоже можно считать игровым словом, но все-таки оно реально употребляется. А игровые слова – это, скорее, такие разовые шутки, то есть мы пошутили, написали это слово где-нибудь в социальных сетях, посмеялись, но фактически мы их не используем в речи, и у них, конечно, особых перспектив нет. Ну, вот это знаменитое «ковидиоты» - конечно, оно появилось в английском языке, но полностью воспроизводится в русском.  Из интересных слов я бы назвал слово «корониалы» - по модели «миллениалы» - дети, родившиеся после коронавируса». Это тоже, конечно, шутка, и, я думаю, никаких особых «корониалов» не останется в нашей жизни  -  

ЕВ: Меня, честно говоря, восхищает и очень интересует способность нашего языка не просто усваивать чужие слова, но присваивать их и менять в соответствии со структурой языка. Мне, страшно нравятся «карантье» - вот эти люди, которые дают собак напрокат, «ковидарность» появилась – такие слова-«портмоне», да? 

МК: Ну да, «портмоне» они по тому, как они сделаны. Есть еще слово «карантини» - «карантин» очень часто участвует в таких слияниях, но это, конечно, все-таки слова разового употребления: пошутили, посмеялись. То есть мы их в жизни все-таки употреблять не будем, кроме как щегольнуть разок.

Кстати, вот Вы говорите о заимствованиях, то есть это появляется не в русском языке, но есть и свои исконные шуточки, например «ковидло» или «ковидла»: такой вот устрашающий ковид – вот некое ползет «ковидло». Появилось замечательное, яркое слово, то есть оно, конечно, было в русском языке, но не как существительное – «наружа».  Не знаю, откуда оно появилось, «Масяня» по-моему его употребляла, но первое это было употребление или нет – точно не скажу. 

ЕВ: Вот еще «расхламинго» мне очень нравится и «расхламиться» - когда люди на карантине начинают заниматься генеральной уборкой, разбирая хлам в своей квартире…

МК:  Да, вот такие шутки… Мне кажется, что вот эти три группы – важные. Это что касается языка.  Но отдельная тема – коммуникация, переход на экран. Расцвел жанр «скринлайф», который придумал Тимур Бекмамбетов, но, мне кажется, сейчас это такое общее понятие для нас, для всех. То есть этот термин, введенный Бекмамбетовым, актуален и для коммуникации: жизнь на экране и коммуникация на экране. Появилось огромное количество сериалов такого рода, когда мы видим актеров на экране в квадратиках. Причем охвачены все жанры: и совещания, и заседания в «Зуме» происходят. Несколько было политических дебатов тоже в трансляции по «Зуму».

ЕВ: «Большая двадцатка» тоже общалась в таком режиме…

МК: Да-да, бизнес, политика переходят [в такой режим]. Образование переходит, и это сохранится – и «Зум» будет, и будут записанные лекции. То есть вот эта идея образования онлайн – для нее наша эпоха стала, по-моему, решающей, пройдена некоторая точка невозврата. Это очень важно. Я говорю об образовании в широком смысле. Вот я прочел в мае огромное количество публичных лекций, то есть это не просто студентам я что-то рассказывал или вел уроки в школе. И все довольны – никуда не надо идти, ехать. И мне тоже хорошо. Так что есть определенные преимущества.

Другое дело, что для студентов это вроде бы ничего, хотя есть и проблемы, для лекций открытых публичных – скорее преимущество, а для школьников в этом скорее  больше недостатков, особенно для младших, потому что утерян живой контакт и дети просто выпадают из общения, из процесса – ну, трудно им без живого контакта. Так что это, конечно, останется, но, наверное, все-таки не везде, и я надеюсь, что живое общение сохранится тоже.  

Ну, и последний, так сказать, жанр – это те самые «зум-вечеринки». То есть и в развлечения пришел скринлайф. И это, наверное, наименее осмысленная вещь, потому что все-таки веселиться в «Зуме» труднее, хотя люди ухитряются это делать. Ну вот, мне кажется, что это очень важно: появление скринлайфа, экранной коммуникации, которая, конечно, не уйдет. Уже говорят о частичном переходе на дистанционные лекции в университетах, уже утверждается это и в Кембридже, и в России это есть. Уже «Твиттер» говорит о переходе на дистанционную работу. То есть это уже очень устойчивая тенденция.

ЕВ: Мы с Вами беседуем в преддверии и по поводу Дня русского языка, который отмечается и в ООН. Это день рождения Пушкина. Мои коллеги из Русской службы перевода организовали такое мероприятие – тоже, конечно, онлайн – под названием «Что сказал бы Пушкин?». Вот что сказал бы Пушкин, глядя на то, как бурно сейчас меняется наш язык? 

МК: Я скажу сначала о том, что Пушкина часто используют как такого забронзовевшего классика, который должен оправдывать самые консервативные представления о языке. А Пушкин был чрезвычайно живым человеком, и он, собственно, довольно активно менял русский язык. Другое дело, что его авторитет был очень высок, и то, что он вносил в русский язык, скорее принималось обществом. Он, конечно же, не был консерватором, в отличие от его предшественников. Он был языковым новатором, и это надо понимать. Ну и конечно, мы можем фантазировать, сколько угодно, как бы он себя повел, но в рамках этих фантазий я бы сказал, что он, конечно, участвовал бы в этом процессе и, может быть, возглавил его, придумал бы какие-нибудь шуточки. У него было очень много вот таких «разовых» словечек.  Кажется, это его строчки: «... запер дверь оплошно, и кюхельбеккерно, и тошно…». То есть он играл в язык, он очень хорошо его чувствовал, у него был прекрасный вкус. Часто он играл на грани приличия, мы знаем, что у него есть и неприличные стихи. Он любил русский язык во всем его многообразии. Поэтому мне кажется, что в периоды изменений - в частности, мы сейчас живем в период очередных изменений русского языка - он бы чувствовал себя как рыба в воде.