Николай Надуличный много лет защищает интересы людей с инвалидностью, а с начала войны занимается доставкой гуманитарной помощи и эвакуацией людей с территории Луганской области – из зон активных боевых действий. Несколько лет назад Николай основал «Луганскую ассоциацию организаций людей с инвалидностью», которая не просто помогает таким людям, а меняет стереотипы о них в обществе. А с ними Николай знаком не понаслышке, ведь сам пользуется колесным креслом уже 11 лет. Его луганская ассоциация – надежный партнер ООН в совместных проектах, направленных на поддержу и помощь людей с инвалидностью в Украине, которым сейчас, во время войны, она нужна как никогда. Об эвакуации, новых вызовах и сложностях, сотрудничестве с ООН и дальнейших совместных планах работы, которых теперь стало еще больше, Николай рассказал Анне Радомской.

АР: Ваша организация кроме гуманитарной помощи занимается эвакуацией. Для любого человека эвакуация – это испытание. Для людей с инвалидностью, должно быть, это еще сложнее. Как вы с этим справляетесь?

НН: Эвакуация людей с инвалидностью – это целый квест. Все вроде бы думали, что готовы, но не предполагали, что начнется полномасштабная война. Проговаривались маршруты эвакуации из Луганской и Донецкой областей в Харьков, Винницу, центральные области Украины, в Днепр. Но когда нападение началось со всех сторон, все немного растерялись.

Тут нужно еще понимать, как живет обычно человек с инвалидностью. Его квартира, дом – это его микромир, микроклимат. «Вытащить» оттуда такого человека очень сложно, ведь для него там все благоустроено, удобно, привычно. Поэтому многих приходилось эвакуировать уже под бомбежками. Из моего личного опыта – я звоню, говорю: «Вы понимаете, что началась война? Надо эвакуироваться!». Объясняю людям, что у нас есть программа эвакуации за рубеж, либо же на Западную Украину, обещаю, что потом они вернутся в Украину, если захотят, или же оформят соответствующий статус там, куда переехали. Нидерланды, Швейцария, Германия, Норвегия, Польша, Чехия, да много стран... Я все это подробно объясняю, а люди ни в какую. Уговаривали их, как могли.

Нужно понимать, как живет человек с инвалидностью. Его квартира, дом – это его микромир, микроклимат. "Вытащить" оттуда такого человека очень сложно, ведь для него там все благоустроено, удобно, привычно

У нас первые эвакуационные поезда шли пустыми. То есть, приходит поезд на пять тысяч человек, глава области просит: «Эвакуируйтесь!» У нас было несколько автомобилей, приспособленных для эвакуации людей с инвалидностью. Но, нет. Потом уже, когда захватили Беловодск, когда начали бомбить Рубежное, только тогда была первая волна эвакуации. Потом мы даже немного не справлялись, потому что спасатели уже были заняты своей непосредственной работой, тушением пожаров. Диверсионно-разведывательные группы появились, поэтому полиция была занята, и эвакуация тогда легла на плечи волонтеров, общественных организаций. Люди уже сами приходили к поездам в панике, бросали свои колесные кресла на перроне, мы потом искали для них новые. Одна девочка приехала в одной туфле, потому что другую в панике потеряла.

АР: Как и куда удавалось потом размещать одновременно такое количество людей?

НН: Я до сих пор до конца не понимаю, как нам удалось вывезти такое количество людей. Разумеется, была большая перенасыщенность. Но нас поддерживала львовская администрация, никто никогда не отказывал. Мы вначале размещали людей во Львове, а оттуда переправляли в Италию, Германию. Много общественных организаций нам помогало, местные власти, полиция, военные. Помню, как в одеялах выносили лежачих. Сотни людей, сотни проблем. Вспоминаю это как страшный сон. И опять хочу подчеркнуть, как важна своевременная эвакуация.

Один из случаев – с людьми, которые в итоге уехали в Италию.  Говорили им: «Выезжайте!» Они: «Нет». Потом – прямое попадание снаряда в дом. Выжили. Снесло кухню. Что в итоге: вместо того, чтобы организованно выехать, взять какие-то вещи, сбережения, все происходило стихийно, маму выносили в одеяле. Они когда приехали, у них еще штукатурка была на голове. Выскочили практически в чем мать родила. А это все тянет за собой для нас следующие проблемы бытового характера – нужно подыскать одежду, средства гигиены. Люди переживают по поводу мародеров, которые что-то там разграбят. Но ведь лучше остаться без имущества, которое можно купить, жизнь-то потом точно не купишь.

ПРООН / Ю. Самусь

Николай Надуличный на встрече с Мирьяной Сполярич (ПРООН) во время ее визита в Украину.

АР: Вы из Северодонецка? 

НН: Это ведь не первый мой переезд. Я сам из Луганска, в Северодонецк перебрался из-за войны в 2014-м году. С тех пор, как мы покинули свой дом, у нас был своего рода квест. Мы поездили по Украине, даже были за рубежом, но потом решили, что наше место в Луганской области, и вернулись. А сейчас мы переехали во Львовскую область, моя семья находится там, а я езжу по Украине, продолжаю работать. Сегодня, например, я в Днепре.  

АР: Чем занимается «Луганская ассоциация организаций людей с инвалидностью»?

НН: С начала войны с помощью ПРООН мы доставили десятки тонн гуманитарной помощи в Донецкую и Луганскую области. Занимались эвакуацией людей. А до войны начинали с того, что у нас был Центр поддержки людей с инвалидностью. Но мы поняли, что пора расти. В итоге мы объединили в луганской ассоциации разные организации, которые помогают людям с инвалидностью. Начали с того, что помогали людям с трудоустройством и поняли, что наших сил мало, нужна поддержка. Как раз тогда мы узнали о том, что существует программа ООН по восстановлению и строительству мира. 

АР: Откуда Вы узнали о программе и как познакомились с ООН?

НН: О программе прочитали, собственно, на сайте ООН. Помню, как пришел тогда на порог филиала ООН в Северодонецке, а он недоступен для меня, как для человека на колесном кресле. Специалисты Проекта развития ООН потом говорили мне, что благодаря нашей встрече их офис стал инклюзивным. Можно гордиться тем, что мы тогда сделали вместе! Когда мы покидали Северодонецк, проезжая мимо офиса ООН у меня слезы на глаза наворачивались. Там был «коворкинг-центр» с прекрасным инклюзивным залом, где мы проводили встречи. Мы многое изменили, чтобы офис стал идеальным в плане доступности для людей с инвалидностью.  

Мы реализовывали вместе множество проектов – это и поддержка, и трудоустройство людей с инвалидностью. Тогда в регионе была создана сеть общественных инклюзивных советников. Кто это такие? Мы находили активных людей с инвалидностью из числа общественности, своих специалистов подключали органы власти. С помощью ПРООН мы проводили для этих людей тренинги, обучали их всему, что может пригодиться для работы, связанной с защитой интересов людей с инвалидностью. Всего в Луганской области было 36 таких общественных советников. А людей с инвалидностью в области – около 27 тысяч.

АР: Люди обращались к вам самостоятельно? Как вы находили тех, кто нуждается в помощи?

НН: Люди с инвалидностью часто неактивны. У нас ведь в обществе стигма –  человека с инвалидностью представляют как кого-то с протянутой рукой, который нищенствует возле церкви. Силами нашей луганской ассоциации мы сломали эти стереотипы. Вместе с представителями социального департамента области и специалистами ПРООН мы объехали Луганскую область. Мы собирали людей с инвалидностью, у нас были живые дискуссии, нам рассказывали о разных проблемах. И одной из основных, как мы тогда выяснили, было то, что люди с инвалидностью хотели работать, быть самозанятыми. А ведь развитие бизнеса – это всегда хорошо для региона. К тому же люди с инвалидностью очень привязаны к своему дому, территории. И если такого человека обучить какой-то профессии, помочь открыть бизнес, он будет работать у себя, не уедет в Польшу, Германию, другую страну или город при первой возможности.   

У нас ведь в обществе стигма –  человека с инвалидностью представляют как кого-то с протянутой рукой, который нищенствует возле церкви

АР: Получилось ли у людей с инвалидностью реализовать бизнес-проекты? Какие? 

НН: Конечно. Когда мы вместе с ООН объехали регион, мы поняли, что людей с инвалидностью довольно много и среди них достаточно активных. Им нужно просто немножко помочь, сделать окружающий мир доступнее для них в буквальном смысл, дать им знания (о проектном менеджменте, научить подавать документы на бизнес-гранты, делать бизнес-предложения). Этим мы и занимались на протяжении долгого времени совместно с ПРООН – обучали людей. В итоге один из бизнес грантов, помню, тогда выиграли в Старобельске, там был бизнес, связанный с животноводством. Другой бизнес-проект – массажный кабинет в Северодонецке, который организовали незрячие. Была мастерская по ремонту обуви. Кто-то сушил фрукты, кто-то ремонтировал мобильные телефоны, открыли кофейню. Девочки сделали в Рубежном реабилитационный центр. Хоть все это и малый бизнес, но ведь его развитие очень важно. А главное – мы показали, что люди с инвалидностью могут и готовы работать.

Мне тогда говорили: «Николай, когда вы приехали в Северодонецк, людей с инвалидностью стало видно, они за вами потянулись». А я ответил, что это просто город стал для них доступнее, люди наконец перестали стесняться и начали выходить. Они побороли свои стереотипы, начали ходить по магазинам. Мы все время боролись, объясняли бизнесу – сделайте свой магазин доступнее для людей с инвалидностью! Ведь часто как бывает: сделают, к примеру, хороший «коворкинг-центр», а он физически недоступен для человека с инвалидностью. Тогда я приходил, приглашали представителей местной власти, меня заносили, и собственнику здания в тот момент становилось неловко, сразу появлялось желание что-то менять. Такой у нас был хитрый подход (смеется).

ПРООН / Ю. Самусь

Николай Надуличный на встрече с Мирьяной Сполярич и специалистами ПРООН.

АР: Как же сделать так, чтобы все пространство в городе стало доступным для людей с инвалидностью, если многое уже построено, в готовом виде? Что делать?

НН: Менять его. Как раз с ООН у нас был хороший проект. Мы делали в Луганской области такую оценку доступности объектов. Брали с собой несколько экспертов: незрячего человека, человека с опорно-двигательными проблемами, я был на колесном кресле. И мы объезжали территорию. Буквально, приезжали и проверяли, можем ли беспрепятственно попасть в помещение либо получить необходимую социальную услугу. И мы видели, где с этим есть проблема. На втором этапе мы уже объезжали все с архитектором. Он делал себе соответствующие пометки. После этого мы размещали на сайте ряд объектов, которые бы мы хотели сделать доступными для людей с инвалидностью, с помощью голосования отбирали основные, которые далее обустраивались за деньги ООН. Это был тогда такой первый опыт в Украине. И это было прекрасно, очень показательно!

Помню, вместо 54-х запланированных мы объехали тогда больше 70-ти объектов социальной сферы, изучили их, советовались с персоналом и с самими получателями услуг, они делились – чего им не хватает и что они хотели бы улучшить. Благодаря этому было закуплено различное оборудование, например, для интернатов, для инклюзивно-ресурсных центров. Кстати, этот проект мы продолжили сейчас во Львове. Мы закупили для интернатных учреждений и бойлеры, и инвентарь для кухни.

АР: Наверное, сейчас стоит вопрос о доступности для людей с инвалидностью того жилья, в которое их заселяют после эвакуации. Везде ли оно соответствует нужным требованиям?

НН: Конечно же нет. Этот вопрос сейчас возникает вновь и вновь! Переезд для людей с инвалидностью – это вызов. И у нас уже зреют новые проекты по доступному жилью. Мы общаемся с людьми по всей стране. Сейчас как раз хотим объехать Днепропетовскую область, осмотреть временно приспособленные помещения – как живут наши вынужденные переселенцы, наши люди с инвалидностью. Будем проводить опрос, чтобы улучшить их быт, понять их проблемы, выяснить – чего не хватает (кому кровати, кому бойлера, кому еще чего-то). Для этого мы сейчас подали документы на грант ООН.

АР: Вы невероятно позитивный человек с активной жизненной позицией. О чем мечтаете в долгосрочной перспективе?

НН: Реабилитация для людей с инвалидностью! Сейчас ведь из-за войны, к сожалению, она нужна все большему количеству граждан, людей с инвалидностью становится все больше и больше. Только в Днепропетровской области у нас проходит около 60 ампутаций в день. А реабилитологов не хватает. Есть хорошие центры, но нужно больше специалистов и оборудования. Мы не хотим, чтобы Украина хвасталась тем, сколько человек она отправила на реабилитацию за границу. Мы хотим, чтобы эта реабилитация проходила здесь на высшем уровне. И мы в состоянии это сделать. За эти два месяца я объехал в Украине много центров. Должен сказать, это достойный уровень.

Из-за войны, к сожалению, людей с инвалидностью становится все больше и больше. Только в Днепропетровской области проходит около 60 ампутаций в день

У нас очень хорошие предприятия по производству протезов. К сожалению, пока что мы не можем производить протезы такого качества, как Германия или Нидерланды. Но у нас себестоимость сборки протеза составляет от 8 до 12 тысяч  евро, а за рубежом это от 20 до 50 тысяч. Почувствуйте разницу в цене. Плюс сопровождение (гарантия протеза – три года). Если, к примеру, человек похудел или поправился, это нужно корректировать, то есть человеку нужно садиться и снова ехать туда, где этот протез был подобран (то есть за рубеж), проходить там реабилитацию (в среднем, такая коррекция стоит около четырех тысяч евро). Это означает, что многие попросту не будут этого делать, положат протез в углу и будут прыгать на костылях. Мы же хотим добиться, чтобы реабилитация проходила в Украине на достойном уровне. Мы как раз ведем сейчас об этом переговоры с ООН, они нас в этом поддерживают. Думаю, совместно мы добьемся успеха в этом направлении. 

А еще хочу при поддержке ООН реконструировать на Западной Украине пару депрессивных сел, наш бизнес с Востока готов переехать туда. Это ведь и места для размещения людей, и рабочие места (там и швейная мастерская, и сортировочная линия). Поселок на 360 мест. Это моя мечта.