ЕВ: Я предполагаю, что Вам тоже нужно большое терпение, выносливость и надежда. Хоть Вы и говорите, что побывали во многих странах, где тяжелая ситуация, в Йемене, например, но в Сирии, действительно, кажется, безвыходная ситуация. Вот уже больше 9 лет длится конфликт, конца ему не видно, система здравоохранения разрушена. Что заставило Вас согласиться возглавить ВОЗ в этой стране, и не опускаются ли у Вас руки после всего, что Вы увидели? 

АМ: Вы знаете, после Туркменистана – это моя страна, я работала там в Фонде народонаселения –  меня назначали в Лаос, в Северную Корею, я работала в Бангладеш, в Индии, в Непале, на Мальдивах, в Йемене. У меня была небольшая передышка почти в три года в Омане – это богатая страна. Но когда в начале года началась вот эта пандемия, я видела, что страна стоит на ногах. Это как в семье: ты видишь разных своих детей – кто-то послабее, кто-то посильнее. И достаточно хорошо развивающаяся экономически страна Оман очень быстро приняла ответные действия на пандемию. И у меня, наверное, было просто чувство долга. Я сама хирург, гинеколог, и я чувствую, что сейчас мы как будто бы должны пойти на операцию и остановить вот это вот  «кровотечение». И сидеть там, где уже «хирургов» достаточно, я не могла. И когда Региональный директор предложил мне поехать в Сирию, ответ был уже ясен: «Да, конечно!»  - ну, почти как «Служу Советскому Союзу!». Естественно, я согласилась, приехала. То есть в первую очередь, это чувство долга. И то, что я здесь смогу сделать, это дает мне – как Вам сказать? – успокоение. Поэтому я была готова прийти и помочь. 

Что здесь делает ВОЗ? На самом деле, мы делали, делаем и можем сделать очень много. Основной мандат Всемирной организации здравоохранения – это, конечно, эпидемиологический надзор и также сбор информации о системе здравоохранения. Как я уже сказала, 50 процентов медицинского персонала уехало - эмигрировало из Сирии за это время. И сейчас надо поддерживать работу тех медработников, которые есть, а также выпускать новых медработников. Поэтому мы работаем не только с министерством здравоохранения, но и с министерством высшего образования по выпуску и подготовке будущих кадров. Мы также помогаем медикаментами.

Когда я была на северо-востоке в Камышлы, я дождалась доставки медикаментов  через границы разных областей, регионов, находящихся под различным контролем. Мы получили 85 тонн медикаментов. Это комплексное лечение для более миллиона разных пациентов  с разными заболеваниями: инфекционными, неинфекционными, хроническими, а также для 4300 случаев травм. Конечно, мы тоже работаем по COVID-19 не только с министерством здравоохранения, но и со структурами, которые выше министерства здравоохранения, с межсекторальными структурами и, естественно, с другими гуманитарными организациями, а также с ООН. У нас происходят регулярные совещания, где мы анализируем ситуацию, мы проводим регулярные поставки.

На данный момент обнаружено всего чуть больше 300 больных COVID-19. Это очень небольшое количество, и мы объясняем это тем, что страна в принципе закрытая, и министерство здравоохранения быстро реагировало на кое-какие вспышки и изолировало людей. Но сейчас ВОЗ работает с министерством, с тем чтобы укрепить возможности лабораторных исследований и вообще диагностические возможности в Сирии. Для этого мы поставляем лабораторное оборудование, реагенты, а также расширяем возможности больниц по приему людей. 

ЕВ: Насколько власти настроены на сотрудничество? Понимают ли они срочную необходимость восстановления хотя бы медицинских учреждений и вот всего того, о чем Вы говорите, и борьбы с COVID-19, естественно. 

АМ: Конечно. Вообще, если посмотреть на регион, сирийское здравоохранение и подготовка сирийских медиков считались одними из самых лучших – до войны, я имею в виду. Сейчас эти кадры все равно остались, и они очень хорошо понимают и дают себе отчет в том, что нужно делать – что надо выращивать кадры. Министерство здравоохранения понимает, что надо строить и восстанавливать больницы. Когда мы говорим о нашей помощи, о помощи ВОЗ, на момент вот этого интервью мы восстанавливаем или пытаемся частично восстановить 19 учреждений здравоохранения по всей территории Сирии. Мы работаем с сирийским правительством и находимся на связи с другими территориями, которые находятся под разным контролем, пытаясь добраться до людей, которые нуждаются в нашей помощи, гуманитарной помощи. И правительство дает нам полную возможность это сделать. Я проработала здесь уже почти два месяца, и в мае мы провели два груза из Дамаска в Камышлы на северо-восток. Общий груз – 456 тонн. Сейчас мы провели 85 тонн – то есть Дамаск дал нам разрешение проехать через всю страну на северо-восток, чтобы мы помогли людям, которые нуждаются в помощи. 

Но, конечно, сейчас в этих тяжелых экономических условиях, в условиях разрухи, трудно сохранить внутреннее производство. Страна находится под санкциями.

Меня очень часто спрашивают, влияют ли санкции на оказание помощи. Мне кажется, что этот вопрос не имеет смысла, потому что любая санкция уже по своей природе подразумевает ограничения. А раз есть ограничения, мы все видели дефицит предметов медицинского назначения. И естественно, когда у производителей очень много заказов и среди заказчиков - Сирия со своими санкциями, я как производитель выберу другую страну, без санкций.  И даже гуманитарным сотрудникам для того, чтобы получить все эти разрешения, оформить документацию, проходит много времени, и мы тоже можем лишиться производителей, которые хотели бы быть нашим поставщиком. Так что, конечно, если мы говорим о санкциях, они создают ограничения.