Владимир Воронков: мое жизненное кредо – учиться, учиться и учиться
ВВ: Одна из самых трудных ситуаций была в 1989-м году, когда я приехал в Польшу работать советником. И первое поручение от посла было – срочно установить связи с приходящей к власти польской оппозицией. Ну, Советский Союз, видимо, настолько был уверен, что приход к власти оппозиции в Польше казался почти невозможным, что об этой части работы никто особо не заботился, тем более оно вызывало у тогдашнего польского руководства чувство раздражения. И мне было поручено начать эту работу. Собственно, я взял телефонную книжку, нашел место работы одного из больших оппозиционеров того времени, а эта оппозиция – оппозиция солидарности уже почти пришла к власти. Позвонил в редакцию газеты оппозиции, попросил соединить меня с главным редактором. И, о чудо! Меня сражу же с ним соединили, такое впечатление, что он давно уже ждал этого контакта, и мы с ним буквально через два дня встретились. Естественно, разговор был о том, как будут выстроены отношения с Советским Союзом тогда, после прихода «Солидарности» к власти. Это был очень конструктивный разговор. Я думаю, этот разговор в каких-то анналах истории будет храниться, потому что, по сути дела, это было первое понимание того, чего «Солидарность» хочет в отношениях с Советским Союзом.
...одна из важнейшей частей дипломатии – уметь поддержать экономические интересы.
И расскажу, может быть, один их последних эпизодов моей профессиональной карьеры, когда я работал постпредом при международных организациях в Вене – отношения с ОПЕК. Мы – не члены ОПЕК, тем не менее, для нас нефть, цены на нефть, регулирование производства нефти, регулирование рынков сейчас являются одним из важнейших вопросов. Но как к этому мы пришли? Я когда приехал в Вену работать в 2011-м году, мне была поставлена задача – оживить отношения с ОПЕК. Отношений не было почти никаких. И когда я пришел на беседу с тогдашним генсеком ОПЕК, он мне сказал: «Ты знаешь, ну как-то вот с Россией у нас все «не шатко - не валко», конечно, хотелось бы [сотрудничать], но если ты обеспечишь приезд министра энергетики, тогда, наверное, это будет показатель того, что Российская Федерация действительно хочет что-то восстановить. Не обеспечишь, можешь больше не приходить ни на какие беседы. Собственно, ты мне не очень интересен, хотя ты – хороший человек. Вот такая была первая беседа. И надо же, действительно через шесть месяцев мне удалось договориться с Александром Валентиновичем Новаком, и он осуществил свой первый визит в Вену, встретился с генсеком. Пошел процесс обмена мнениями, переговоры и эти переговоры показали, что интересы РФ и группы стран, объединенных в ОПЕК на 90 процентов, а то и больше, совпадают. И тогда потихонечку подспудно начались разговоры: а, может быть, найти форму, где ОПЕК, Россия и еще ряд стран, принадлежащих к ОПЕК, найдут платформу для переговоров, с тем чтобы, действительно, держать цену на нефть в каком-то коридоре, который бы давал импульс экономическому развитию, мировой экономике, который бы давал импульс развитию, собственно, отрасли самой: эта отрасль все-таки не в хорошем состоянии. Потихонечку переговоры переродились в процесс ОПЕК+. Переговоры стали вестись об объемах добычи, с тем чтобы удерживать нефть в определенном коридоре. Потом вышли на первое соглашение, на второе соглашение и т.д. Ну, а что я так подробно об этом рассказываю? Это триллионы рублей в бюджете Российской Федерации. Я считаю, что это одна из важнейшей частей дипломатии – уметь поддержать экономические интересы. Я могу сказать, что за эту работу я был награжден Орденом заслуги четвертой степени. Если я могу чем-то реально гордиться в своей дипломатической карьере – вот, я горжусь этим достижением. Это, действительно, было что-то, от чего я получил огромное удовлетворение.
ЕВ: Я всем задаю этот вопрос: вот Вы защищали интересы Российской Федерации, Вы сейчас рассказали об этом очень наглядно, и вот Вы в ООН, как международный гражданский служащий должны быть абсолютно беспристрастным, не быть связанным со своей страной, не принимать никаких инструкций от нее, и, так сказать, отстаивать только интересы международной организации. Наверное это не так легко - Вы же все равно российский гражданин.
ВВ: Это очень хороший вопрос. Я начну не очень корректно, я процитирую самого себя. В 60 лет я дал интервью одному из средств массовой информации, где сказал: «Мое жизненное кредо очень простое – учиться, учиться и учиться. Стараться овладевать новыми сферами, направлениями дипломатической деятельности, не засиживаться больше, чем требуется на одном месте, чтобы не появлялась зевота, в общем – не ржаветь. Только это дает ощущение полноты жизни, сопричастности к происходящему вокруг и бодрости духа». Почему я это цитирую? Многие шутили по поводу этой цитаты потом, что вот Воронков наговорил себе, как говорится, а мысль стала материальна. То есть, в очередной раз пришлось начинать все заново. Это было все очень интересно – начинать все заново, но, конечно, приходилось преодолевать вещи, которые казались поначалу практически непреодолимыми.
Мое жизненное кредо очень простое – учиться, учиться и учиться. Стараться овладевать новыми сферами, направлениями дипломатической деятельности, не засиживаться больше, чем требуется на одном месте, чтобы не появлялась зевота, в общем – не ржаветь.
Ну, во-первых, – это совершенно новое управление. Когда я приехал, управления не было, концепции его создания не было, был мандат. Мандат – очень общий. Первое – это политическое лидерство в системе ООН в области контртерроризма. Второе – это координация усилий различных институтов и учреждений ООН на контртеррористическом треке. И третье – это техническое содействие странам, нуждающимся в этом техническом содействии. Все остальное пришлось наполнять совершенно с самого начала. Первое – люди, набрать людей. Второе (и я бы даже сказал первое) – деньги. Потому что регулярного бюджета практически, в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи, мне не выделялось. Значит я должен был где-то добыть деньги на всю эту деятельность. Значит: люди, деньги и повестка дня. Чем мы должны заниматься, с тем чтобы быть полезными как системе ООН, так, собственно, и государствам-участникам. Потихонечку эти проблемы стали решать. Вдруг оказалось, что фандрейзинг или вот эта возможность получения добровольных взносов – этому надо учиться. Второе – надо учиться собственно кадровой политике, кадровой работе здесь в системе ООН, потому что до этого я никогда ни в одном международном секретариате не работал. Третье, чему надо было сразу учиться, – это работать и управлять многонациональным коллективом. У меня сейчас работает 126 сотрудников почти из 65-и стран. Даже прочтение документов [было непростым] в силу того, что у нас разное воспитание, мы получили образование в разных странах, мы имеем разные традиции своего карьерного роста, мы работали в разных системах управления.
Если все это соединить воедино – это огромный, конечно, вызов. Я, кстати, считаю, что это один из самых больших вызовов всей системы: все-таки как-то гомогенизировать среду. Потому что без этого очень трудно достигать цели, когда нет этого чувства локтя, когда тебе приходится преодолевать - в силу просто незнания многих специфических вещей - двойным усилием довольно простые вещи. Конечно, это учит быть стойким и не сдаваться. Поэтому «учиться, учиться и учиться» — это кредо. На этой новой работе оно в полном объеме проявило себя.
Могу сказать, что учеба эта была не зря: мы создали новое Управление, определили сначала двенадцать, а теперь уже пятнадцать глобальных стратегических программ технического содействия. Могу рассказать о некоторых из них. Это программа авиационной безопасности – она будет осуществляться в большинстве стран-членов ООН. На сегодняшний день 77 стран-членов ООН начали ее осуществление, и этот процесс будет развиваться. Поддержка жертв терроризма – очень важная тема, которую мы опять же подняли в Управлении, когда обсуждали те приоритеты, которые могут представлять интерес для государств-участников. Противодействие финансирования терроризма - этим мы тоже активно занимаемся. Нераспространение опасных материалов, непопадание их в руки террористов и новые технологии предотвращения попадания их в руки террористов. Предотвращение радикализации и работа по иностранным боевикам-террористам. То есть, сейчас есть 12 таких сквозных тем. Мы пользуемся поддержкой государств по всем этим темам. Под эти темы у нас есть достаточно ресурсов финансовых и человеческих, чтобы осуществлять эти программы, эти программы востребованы – это тоже показатель. Наша деятельность – видна, заметна. Я сегодня как раз отчитывался перед Советом Безопасности, и была дана позитивная оценка нашей работы всеми 15-ю государствами.
ЕВ: Последний вам вопрос. Вы не жалеете, что не стали историком?
ВВ: Вы знаете, я не могу сказать, что не стал историком. Дело в том, что, закончив исторический факультет и написав кандидатскую диссертацию, я думаю, любой человек так или иначе на всю оставшуюся карьеру будет оставаться историком и на все вопросы сегодняшнего дня он будет смотреть тоже, в том числе, и с исторической ретроспективы. Я могу сказать, что знание истории, истории Европы, мне всегда помогало в моей профессиональной жизни, поэтому я не могу отмежеваться от того, что я не стал историком. Историком так или иначе я стал – это часть моего, как сказать, понятийного аппарата, это часть моей профессиональной квалификации.