Профессор Бостонского и Чикагского университетов Ирвин Вайль более 50 лет преподает русский язык и литературу своим американским студентам. Он считает популяризацию русского языка главным делом своей жизни. Как у американского мальчика из Цинциннати появилось желание выучить русский язык и что побудило его впоследствии регулярно приезжать сначала в Советский Союз, а потом и в Россию – об этом Ирвин Вайль рассказал в интервью нашему московскому коллеге Рафаэлю Исмагилову.

*****

РИ: Профессор, я приветствую Вас в эфире Службы новостей ООН и добро пожаловать в Москву!

ИВ: Спасибо! Я очень рад быть здесь.

РИ: Профессор, Вы более полувека преподаете русский язык, русскую литературу и музыку в одном из крупнейших частных международных университетов. Как Вы пришли к тому, чтобы начать изучать русский язык, а позже преподавать его для Ваших соотечественников.

ИВ: В 1947 году, когда мне было 18 лет, я был студентом-первокурсником Чикагского Университета. Тогда мне было трудно найти Россию на карте. Вдруг нам дали книгу на английском языке, в английском переводе «Братья Карамазовы». Я впервые прочел книгу Достоевского и был удивлен, потому что до этого ничего о нем не знал. Эта книга произвела на меня такое впечатление, что я захотел читать еще. Мне посоветовали прочитать «Преступление и наказание». Однажды в общежитии я начал читать эту книгу вечером в воскресенье и за ночь окончил ее. И я решил, что буду читать это в подлиннике. Мне объяснили, что это было написано на русском языке – языке, о котором я до тех пор ничего не знал. Я стал заниматься русским языком, познакомился с ужасным творительным падежом. И постепенно я стал понимать, что был не только какой-то Достоевский, но и Толстой, Пушкин, Тургенев, и так далее. И так я стал специалистом по русскому языку, по русской литературе и до сегодняшнего дня я очень рад, что так произошло.

РИ: За свои 89 лет Вы побывали в России более ста раз и прочитали около 36 лекций по истории русской литературы, среди которых особо значимыми можно назвать лекции о творчестве Максима Горького. Известно также, что жизнь Вас сводила со многими великими русскими – писателями, музыкантами, в числе которых Шестакович и другие. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее.

ИВ: Ну, вы знаете, когда я впервые приехал в Советский Союз в 1960 году, мне тогда было 32 года, я очень хотел познакомиться с Корнеем Ивановичем Чуковским, потому что он написал книгу о Горьком, блестящую книгу. Но я не знал, жив ли он. Мне сказали, что все в порядке, он жив, поэтому я поехал к нему в Переделкино. Там я увидел такой знак, что он занят, что он болен. Но когда я постучал в дверь, ко мне вышел живой и здоровый Чуковский, ему тогда было за 70. Он спросил меня, кто я. Я ответил по-русски, и он меня пригласил погулять в лесу около его дачи, и мы даже поговорили немного по-английски. Мне было очень интересно поговорить с ним, так как я знал о его близких отношениях с Горьким. И через него я узнал много о Горьком-писателе, о Горьком-человеке.  Вообще это было крайне интересно. И с тех пор  каждый раз, когда я был в Советском Союзе, каждое воскресенье я проводил время с ним. Я пел американские песни с детьми в библиотеке возле его дачи. Одним словом, у нас была очень приятная, очень длинная дружба. Я впервые приехал к нему в 1960 году. Как Вы, вероятно, знаете, он умер в 1969 году. И в тот день, когда он умер, он работал за портативным столиком, который я ему подарил. Я считал его своим вторым отцом.

РИ: В одном из своих интервью Вы как-то упоминали, что Пушкин плохо переведен на английский, и то, что иной раз, чтобы понять мысль великого поэта, его нужно послушать в произведении композиторов-классиков. С чем это связано и как музыка может помочь понять произведения великих поэтов?

ИВ: Взять хотя бы одну строку из Онегина:  Он пел любовь, любви послушный, и песнь его была ясна. В этой строке есть музыка, есть ритм, есть целая (universe) вселенная человеческих чувств. He sang love, obedient to love, and the song was clear. Это ничего не дает, и, несмотря на то, как вы переведете это, американскому или английскому читателю очень трудно понять музыку, ритм и эмоции пушкинских слов. Но когда вы слышите музыку Чайковского, когда вы слышите арию Ленского, арию Гремина, тогда вы начинаете чувствовать и ритм и эмоции. Поэтому, когда наши студенты не читают переводы, но, конечно, лучше чтобы читали по-русски - но не каждый человек может заниматься русским языком, - когда они слышат эту музыку, когда они ее исполняют - это уже чувства, эмоции, ритм – все, что Пушкин вложил в эти слова. Вот почему я говорю, что когда вы слышите пушкинские слова в музыке, тогда вы чувствуете гораздо лучше, чем даже при хорошем переводе.

РИ: Возвращаясь к литературе. Постоянно появляются новые авторы и поэты. Если говорить о сегодняшнем времени, изучают ли в американских вузах произведения кого-либо из новых российских авторов?

ИВ: К моему стыду, я должен сказать, что мне очень трудно понять и читать слова современных писателей, и это не их вина – это моя вина. Но все-таки, когда новые произведения появляются в переводе, очень часто бывают рецензии в наших газетах, особенно в New York Times. Я отслеживаю по рецензиям новые произведения. Хотя мне это трудно понять, я должен сказать, что некоторая популярность у них есть благодаря этим рецензиям о новой русской литературе.  Мне очень жаль, что я не могу читать больше.

РИ: В 2016 году Вы представили книгу, я даже позволю точно ее назвать, "От берегов Огайо до берегов Москвы-реки. От красных Цинциннати до красных Москвы". В рецензии некоторых СМИ, с которыми я имел возможность ознакомиться, о книге написали примерно так: "покорённые русскими". Не связываете ли Вы это с тем, что Вы пытаетесь в книге передать эпохальный дух судьбы, которая Вас свела с русским языком, литературой и музыкой?

ИВ: Понимаете, когда я впервые приехал в Советский Союз, было очень много грубой пропаганды о России, и хотя я очень любил этот язык и литературу, я спрашивал себя что будет со мной, когда я впервые приеду в эту страну?  В 60-м году я получил возможность приехать сюда на один месяц, так же как россияне имели привилегию быть у нас один месяц. Я не знал что меня ожидает. К моему великому удивлению все приняли меня с такой теплотой, с таким пониманием, с такими эмоциями что я сразу понял, что среди русских людей есть абсолютно мои браться. Через этот опыт я полюбил русских людей и моих русских друзей, именно атмосферу, которая меня встретила, когда я приехал в Москву и когда я приехал в Ленинград (теперь Санкт-Петербург). Действительно, меня покорила душа русских людей. У меня есть кабинет в Эвинстоуне, около Чикаго, и на двери моего кабинета висит плакат, на котором написано: “Я люблю Москву”, и это действительно так.

РИ: Начиная с 2011 года, как Вы, наверное, уже знаете, 6 июня в день рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, в ООН отмечается Всемирный день русского языка. Как на Ваш взгляд придание такого важного статуса русскому языку в календаре всемирной организации может влиять на его популяризацию к изучению в многоязычном мире?

ИВ: Мне кажется, что такие праздники идут параллельно с нашей организацией, которая представляет и защищает русский язык. Вместе с помощью таких праздников мы можем популяризировать русский язык. Я очень стараюсь ради достижения этой цели, и вся моя жизнь посвящена именно этому делу.