Из органов безопасности Украины – в администрацию президента – в руководство Госслужбы по контролю над наркотиками – таков профессиональный путь генерала-лейтенанта Владимира Тимошенко. Казалось бы, ничто не предвещало того, что Владимир Андреевич станет страстно отстаивать гуманный подход к проблеме наркомании. Но именно он стал автором одной из самых прогрессивных стратегий в области контроля над наркотиками. Сегодня он возглавляет Институт изучения зависимостей и проблем наркополитики. Елена Вапничная поговорила с генералом Тимошенко, когда он принимал участие в заседании Генеральной Ассамблеи по проблемам СПИДа.

*****

ВТ: Находясь у истоков, мне пришлось работать над двумя новыми законами о борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Мы составляли эти законы с позиции правоохранительных органов, то есть, чтобы они устраивали сотрудников этих органов. Оппонентов в лице медицинских, социальных работников и общественности практически не было. Оказалось, что наши законы однобоки, они предназначены для борьбы с наркобизнесом. Но кроме наркобизнеса есть еще наркомания, кроме наркодельцов есть наркопотребители. И те механизмы, те правовые нормы, которые мы заложили в закон, были не совсем адекватны в отношении наркопотребителей. И правоохранительные органы, особенно Министерство внутренних дел, которое занималось наркоманией внутри страны, стало механически переносить эти нормы с наркодилеров на наркопотребителей: стали их арестовывать, априори рассматривать их как преступников.

Поэтому появилась необходимость отделять наркозависимого от наркодилера. И оказалось, что законодательство стало непреодолимой стеной. Наркотики потребляет сотая часть процента от населения. Но очень многие употребляют наркотики как лекарства, как обезболивающие, как анестезию, как психотропные препараты. И оказалось, что этот закон фактически дискриминирует все остальное население. В законе сказано, что вводить обезболивающие препараты должна только медсестра, которая имеет на это право. Чтобы назначить наркотические препараты, нужно создать комиссию во главе с главным врачом.

Но не всегда есть врач, а человек может чувствовать нестерпимую боль. А онкологические больные из сельской местности? Им надо каждые 4 часа вводить инъекционные обезболивающие препараты. Медсестры нет, а фельдшер не может каждые 4 часа ездить в село по бездорожью. Поэтому люди умирали в страшных муках. Или получали лекарства только на три дня, и каждые три дня кто-то из родных должен был ехать в район, в определенную аптеку. Это варварство по отношению к людям. И получилось, что 99,9 процентов населения – стали заложниками этой политики. Потому что мы где-то перестраховались. Мне казалась ситуация очень неприглядной.

С позиции службы, когда мы занимались этим, наши вопросы были: картели, оттуда героин, отсюда кокаин, психотропы… Ну а когда я перешел уже к вопросам наркополитики, я полностью стал разделять ту точку зрения, что от наркотиков умерло много людей, а от плохой наркополитики - значительно больше. Поэтому, когда я оказался в этой должности, когда пошли первые звонки от родных, близких, которые говорили: «Я не могу ездить [за препаратами], у меня мать умирает! Что мне делать?», я понял, что систему надо менять, обратился в Минздрав. В Минздраве все было тяжелее. За это время врачей поставили в такие условия, что они считают, что с наркотическими веществами дело лучше не иметь. Потому что за этим следует милиция, полиция – ничего, кроме неприятностей.

Многие врачи шли на риски из гуманистических побуждений. Но так же не должно быть! Мы, Украина, оказались единственной страной в Европе, которая не имела своей стратегии наркополитики. Образовались сообщества родителей больных (как наркобольных, так и других больных, которым требуется паллиативная помощь, обезболивание). Нам в этом очень помогло Управление ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН). И фактически, мы сделали одну из лучших наркостратегий в Европе. Она учла и опыт, и плюсы и минусы многих наркостратегий. В ней как раз утверждался гуманистический подход. Я бы ее назвал «человекоцентричной» стратегией. В центр мы поместили не вещество, не наркотики, вокруг которых мы должны «бегать», а человека. Во имя чего мы все это делаем? Если мы в центр ставим наркотики, а человек с его проблемами остается в стороне, то получается далекая от гуманизма политика.

ЕВ: Политика на Украине считается специалистами прогрессивной. Но я также читала, что Вы всё-таки не очень довольны тем, как она осуществляется.

ВТ: Без сомнения, это так. Но мы изначально не обольщались. Стратегия – это, как я ее называл еще, - «наркоконституция» страны. Она предусматривает еще приведение внутреннего законодательства в соответствие с ее принципами: законов, подзаконных актов и всего прочего.

Я как юрист это понимал, и мы уже разработали законы, подзаконные акты, постановления и готовились к тому, чтобы в том же духе и все законодательство страны привести в нужный вд. Кое-что нам удалось: мы приняли 333-ое постановление, разрешили таблетированный морфин. Уже теперь не надо делать укол,  можно получать лекарство на 15 дней, родители теперь могут получать или близкие. Можно на 15 дней поехать и получить там те же таблетки и через 4 часа давать больному. Мы упростили потребление и лечение для наркозависимых. У них ведь есть сопутствующие заболевания, как правило, ВИЧ - ВИЧ-инфицированные составляют более одной трети, - туберкулез, гепатиты - весь букет социальных заболеваний. Мы оказались в ситуации, когда надо было изменить внутреннее законодательство. Кое-что мы успели, кое-что не удалось.

Негативную роль сыграл момент ликвидации службы по контролю за наркотиками, ее слияние с Гослекслужбой - Службой лекарственных препаратов, подчинение Минздраву, которое так и не состоялось. Мы существующее как бы рушим, а другое не создаем: уже скоро будет два года, как служба находится в процессе ликвидации. Финансирование бюджета снижается, сокращается регулярное количество работников. Это не те действия, которые обнадеживают нас в плане реализации этой стратегии. Минздрав поменял горемычный 11-ый приказ на 494-ый, который дает основание врачам не бояться того, чего они раньше боялись. Была ведь стигматизация не только наркозависимых, но и тех врачей, которые давали наркотики. Сегодня мы говорим, что в этом плане у нас есть определенный прогресс. Но мы все равно недовольны, все равно стремимся к большему, сдавать позиции мы не намерены.