В новой серии «Наши люди в ООН» мы беседуем с сотрудниками Организации из постсоветских стран с интересной судьбой. Директор Информационного центра ООН в Москве Александр Горелик, только что вышедший на пенсию, может похвастаться богатой биографией. В качестве советского дипломата он занимался африканскими странами и проработал в Африке восемь лет. Он был членом Комиссии ООН, которая в 90-е годы следила за ликвидацией оружия массового уничтожения в Ираке. В 1996-1997 годах Александр Семенович работал первым заместителем Постоянного представителя России при ООН в Нью-Йорке.

Наш московский коллега Рафаэль Исмагилов спросил Александра Горелика, разделяет ли он мнение, что нынешняя напряженность в российско-американских отношениях корнями уходит во времена окончания холодной войны, когда Запад воспользовался «слабостью» России.

*****

АГ: Время было своеобразное. Россия, которая возникла на мировой арене как главный элемент бывшего Советского Союза, как государство-продолжатель старалась добиться интеграции в мировые процессы, мировые структуры как крупный самостоятельный уважаемый игрок.

Были, конечно, и иллюзии. Казалось, что после того, как авторитарное прошлое было отставлено, Россия провозгласила демократические принципы,намерение играть по единым для всех правилам на международной арене, которые содержались и содержатся в международном праве. Дипломатия хотела, надеялась, желала, рассчитывала действовать в контексте этих правил, и были ожидания, что отношение внешнего мира к России будет строиться в русле игры по правилам. Исходя из этого, российские политики и дипломаты были готовы «проходить свою часть пути», искать компромиссы, демонстрировать гибкость. Организация Объединённых Наций, к которой я имел тогда отношение со стороны российской внешней политики, виделась как привилегированный инструмент для того, чтобы начать встраиваться в международные структуры, в международные процессы по-новому. С другой стороны, ООН виделась как какой-то арбитр в международных делах, которая, благодаря Уставу ООН, является хранительницей международного права, что закреплено в различных международные правовые документах декларациях, договорах.

Поэтому, как мне кажется, вот такая готовность к компромиссам, к учету чужого мнения придавала  позиции России такую открытость, желание демонстрировать понимание чужих приоритетов и расчет на то, что твои приоритеты тоже будут приниматься во внимание. Готовность к компромиссам приводила к тому, что по целому ряду вопросов компромиссы такие достигались, нередко при этом собственные интересы приходилось немножко приглушать, делать шаги навстречу партнерам . Как выяснилось, партнеры далеко не всегда были готовы демонстрировать подобную  открытость. Одни сказали сами о том, что  по итогам холодной войны они считали себя победителями, а другие или считали, что игра закончилась вничью, или что уступили. Так вот, те, кто считал себя победителем в холодной войне, державы Запада - Европа и США - они нередко воспринимали подобного рода шаги навстречу как, действительно, показатель слабости.

В то время существовала такая формула, что была, мол,  такая доктрина Брежнева. На Западе ее формулируют таким образом, что Советский Союз исходил из того, что «что мое - то мое, а что твое - так это мы еще посмотрим». На мой взгляд, после окончания холодной войны вот именно такой подход демонстрировали как раз страны Запада: вот, что мое - то мое, и это железно. А что твое - это  мы еще посмотрим, потому что мы считаем, что вы, Советский Союз, после холодной войны ослабли, значит, вас можно прессинговать.