Вооруженное противостояние в стране продолжается вопреки подписанному ранее соглашению о прекращении огня. Почему стороны не соблюдают достигнутые договоренности и насколько велики шансы на разрешение конфликта в Южном Судане, Людмила Благонравова расспросила руководителя группы по изучению проблем мира и конфликтов Института мировой экономики и международных отношений Екатерину Степанову.

*****

ЕС: Во-первых, это не соглашение о мире. После пяти недель переговоров соглашение о перемирии, причем, первое соглашение после месяца вооруженных действий. Оно, конечно, хрупкое. Было понятно с момента подписания, что оно соблюдаться не будет. Есть масса факторов, которые будут затруднять мирный процесс и в дальнейшем. По-моему, в долгосрочном плане именно по Южному Судану мирный процесс имеет гораздо больше шансов, чем в любой другой стране Африки. Южный Судан – самая молодая в мире страна, страна-ребёнок, которая только приобрела независимость в 2011 году.

До этого, с начала 60-х годов, более 40 лет, вела войну за независимость против Хартума с некоторыми перерывами. В ходе этой войны сложилось суданское национально-освободительное движение, армия. Надо понимать, что после обретения независимости Южного Судана вся правящая элита страны, всё правительство - это бывшие повстанцы. Там никого другого нет, кроме них.

Кризис, который перешёл в вооруженную форму два года спустя после обретения Южным Суданом независимости. Это начиналось как политические разборки внутри правящей партии. Спровоцированы они были несколько ранее, запустил механизм сам президент, который в июле уволил правительство страны, включая своего давнего соперника, вице-президента Риека Мачара, т.е. такой толчок к кризису. Это была растущая авторитарная тенденция со стороны президента страны Киира. Вот на этом фоне 14 декабря произошли столкновения в столице Джубе. И это политическое столкновение, дрязга, переросло в вооруженный конфликт.

И вот он идёт последний месяц, причём основные базы повстанцев – на севере. Они захватили районы нефтедобычи на севере страны. Соответственно, со стороны правительственных сил вмешалась по их просьбе Уганда, определённые формирования. Самое неприятное, что начался этот конфликт, как столкновение фракций правящего движения, что, в общем, ничего особенного в этом для стран, только что обретших независимость, нет. Когда ещё все не утряслось, государственные институты не построены или ещё очень слабы, борьба за власть – нормальное явление.

ЛБ: И в ООН звучат мнения о том, что это не вполне этнический конфликт, как это часто пытаются представить….

ЕС: Основа конфликта – это политические дрязги. Опасность как раз в том, что эти противоречия между двумя крупными составными частями бывшего движения, которое теперь правящая партия национально-освободительного движения, наложились на уже существовавшие этно-племенные противоречия. Они там существовали всегда. Причём не только между межплеменными союзами, они там родственные все, динка, нуэр, но и внутри них были всегда какие-то проблемы местного уровня (за пастбища, за скот, за какие-то другие районы). Тем более, что и те, и другие противоречия, и политические внутри этого движения за освобождение, и этнические противоречия в Южном Судане, они не начались после независимости, они существовали и до…

Я бы не утрировала этнический фактор, хотя, к сожалению, основная опасность, и затрудняющий фактор, если мы вернёмся к соглашению о перемирии, это как раз то, что вот эта политическая борьба за власть между фракциями в одном государстве, грозит вылиться в противостояние с более отчётливым этническим, этно-племенным компонентом.

Здесь нет сектарного, конфессионального компонента, который мы имеем в Центральноафриканской Республике. Здесь с обеих сторон традиционное верование. Немного есть мусульман, немного христиан, но этот фактор не играет роли. Тем не менее, это противостояние обострено, за короткий промежуток – несколько тысяч убитых, по самым консервативным оценкам, очень много беженцев.

Но, вы знаете, я бы хотела пару слов все-таки в более оптимистичном направлении сказать…

ЛБ: Да, вы в самом начале сказали, что вы достаточно оптимистично смотрите на ситуацию.

ЕС: Уже понятно даже на базе нашего с вами краткого обзора, что, конечно, перспектива сползания в длительную гражданскую войну сохраняется. Но надо понимать, что там три мощных взаимосвязанных фактора, которые в долгосрочном плане все-таки, на мой взгляд, создадут благоприятные условия для мирного процесса.

ЛБ: И что это за факторы?

ЕС: Прежде всего – нефть. 98% доходов этой страны – от нефти, это – нефтяное государство. Но надо понимать, что эти доходы откуда-то приходят. Зависит доход, в том числе от правящих элит, от сотрудничества со странами региона и с международным сообществом, тем более, что основной покупатель южносуданской нефти – еще и член Совета Безопасности ООН – Китай. Две трети нефти идут туда.

Другой основной игрок крупнейший – США. Они тоже заинтересованы чрезвычайно в мирном процессе, не столько из-за нефти, а по своим причинам. Они в свое время поддержали движение Южного Судана к независимости.

Но главное – то, что Южный Судан не имеет выходов к морям, им нужно транспортировать эту нефть, без этого она не имеет смысла. Соответственно, он очень сильно зависит от хороших отношений с международным сообществом в целом, в лице ООН в том числе, с соседями. И это – мощнейший рычаг давления.

То, что месяц спустя все-таки удалось заставить эти стороны даже просто сесть и какое-то первичное соглашение подписать, уже говорит о том, что рычаги давления есть. Причем ситуация уникальная для Африки. Китай заинтересован в бесперебойных поставках нефти. Они еще, знаете, нервничают, вспоминая ливийский опыт, они очень сильно вложились в Ливию, в нефтяную инфраструктуру, а потом страна фактически распалась. То есть Китай крайне заинтересован по геоэкономическим причинам.

США заинтересованы по своим причинам, их роль в нефтяном секторе минимальна, но они заинтересованы в том, чтобы не ударить в грязь лицом и все-таки наладить там стабильность.

Это редчайший случай, когда две державы, которые, в основном, соперничают в регионе, в данном случае их интересы совпадают – по тактическим соображениям.

И, кроме того, страны региона, соседи, даже бывший противник – Судан, сейчас в таком положении, что он потерял свои основные нефтеносные области, они оказались в Южном Судане. Он находится под санкциями США с 1997-го года. И поэтому он крайне заинтересован в бесперебойных платежах за транзит нефти через свою территорию. Ведь транзит южносуданской нефти идет через Судан.