С 15 по 27 января в США и Канаде прошли гастроли легендарной рок-группы ДДТ: выступления в Бостоне, Лос-Анжелесе, Сан-Франциско, Чикаго, Торонто и Нью-Йорке. Бессменный лидер ДДТ Юрий Шевчук описывает одну из программ тура, «Иначе» как другой способ существования во времени и пространстве, отличный от навязываемой нам модели унылого в своем «позитиве» общества потребления.

Никола Крастев разговаривал с Шевчуком накануне тура прямо возле штаб-квартиры ООН в Нью Йорке.

*****

«Расписание тура очень такое сжатое – шесть городов плюс Канада, перелеты, самолеты, в общем, день простой, а дорого стоит, как мне объяснили промоутеры – это люди, которые принимают. Поэтому мы вот так прилетели, приехали, приползли – ночевка, на следующий день концерт, потом опять улетели – концерт, улетели – концерт, ну короче – такая работа. Всего два выходных, один из них в Нью Йорке».

- Это у вас какой приезд в Америку?

«Я не помню. Я в Америке первый раз был в 1990 году. Это было очень круто, меня принимала редакция MTV тогда недавно открывшаяся. Мы пили водку у них на крыше небоскреба. Там росла березка такая. Я помню, когда я уж совсем так наелся, обнял эту березку, спросил, где Россия и заплакал. Это был 1990 год в США, тогда MTV-то было крутое, а сейчас в России MTV вообще ужас. Ну, в общем вот, у нас был первый тур такой, нас гоняли целую неделю по американскому MTV, это было интересно. Мы привезли в Нью Йорк программу «Иначе», над которой долго трудились, и вторая программа «Сольник», которую мы будем работать по другим городам – она просто менее дорогостоящая, но не менее актуальная, мне кажется. Но она более камерная, «Сольник», а «Иначе», это, конечно, моща такая. Мы тут покажем всю силу нашего духа, постараемся, Востока (смеется), со всеми татаро-монгольскими нашествиями, так сказать. Покажем им кузькину мать, дай Бог, в Нью Йорке».

Идея программы «Сольник» возникла в связи с выпуском одноименной книги Шевчука. Перед нашей встречей у Шевчука была серия интервью с американскими журналистами, я спросил, какие чаще всего вопросы ему задают:

«В последнее время больше задают вопросов о политике, об оппозиции, о власти, о том, что будет с Родиной и с нами, ну такие три вопроса проклятых русской интеллигенцией – «что делать», «кто виноват» и «что будет завтра»? (смеется). Этим вопросам уже по 200 лет как минимум. Ну, я пытаюсь как Чернышевский иногда, иногда как Достоевский, иногда как Толстой всячески философствовать на эти темы. Я гражданин, я не политик, политиком себя не считаю, потому что не состоял никогда в одной из политических партий. Из Комсомола меня выгнали в свое время за песни, ну в общем вот так. Я гражданин, я считаю, что гражданскую позицию надо держать, этот флаг должен над моей крышей развеваться, как и над вашей».

Те, которым повезло быть на концертах ДДТ в конце 1980-х, когда страна кипела событиями и надеждой, помнят, наверное, призывные слова песни «Предчувствие гражданской войны» и звук, от которого порой становилось не по себе. Хотя политиком Юрий Шевчук себя не считает, его личная позиция всегда указывала на острое ощущение гражданственности:

«Гражданское общество это не коллективно бессознательное, безусловно, такое архаично-восточное, которое до сих пор еще есть в России и в Болгарии, я думаю тоже и во многих странах, но гражданское общество – это содружество личностей, которые равны все перед законом и закон помогает им жить вместе. Я по этому поводу добрался даже до Аристотеля, «О государстве» и все это в свое время штудировал. Гражданское общество – это общество неравнодушных людей, это общество не трусов, не содружество норок и «моя хата с краю – ничего не знаю», а содружество активных людей, любящих свою родину, безусловно, но любящих ее не плакатно, а очень серьезно и к этой любви присоединяется еще и совесть. Вот в этом содружестве любви и совести, я думаю оно в России состоится, это неминуемый процесс исторический».

В последних своих высказываниях Шевчук не раз упоминает, что новое поколение России намного меньше заинтересованно в деньгах, чем их сверстники в 1990-х, что молодые люди сегодня беспокоятся о судьбе Родины. Одним словом, говорит он – прогресс налицо:

«Ну если вспомнить года три назад – вообще тишина была. Существовали нулевые годы, вспомним, и массы думали о себе, о своей семье, о деньгах. И даже креативные сословия – у нас классов-то нет в России до сих пор, только сословия – как бы даже люди харизматичные, они как-то ко многому равнодушно относились, а сейчас многие люди как-то, у меня такое ощущение, что многие люди повзрослели что-ли и задумались о будущем. Может, это в связи со сменой этих цифр, символов (предсказываемый конец мира в 2012 году), ну, в общем, многие люди как-то задумались о том, что же будет с Родиной и с нами, какая будет Россия, в которой будут жить наши дети? Я сейчас говорю банальности, но это факт. Мне очень нравится вот прибавление какое-то в обществе процента неравнодушных людей, откуда взрыв волонтерства такого? Сейчас даже испуганная Дума опять у нас придумала какой-то закон выстроить и это, такое гражданское чувство в какие-то рамки, в прокрустово ложе вбить. То есть это говорит о том, что общество так просыпается и люди задумываются. Все мои друзья и знакомые, которые раньше говорили «Фу, политика – это грязь», сейчас они понимают, что если ты грязен – то твоя политика грязная, а если ты стараешься жить чисто – то она и чистая. То есть без политики мы не можем жить, потому что она позволяет нам сосуществовать вместе, как писал Аристотель, старина».

«Молодежь сейчас менее романтична… может быть, она приобрела опыт, опыт предыдущих поколений, потому что молодежь 1990-х годов это «Ура!», «Свобода», «Рокендрол», братство, все рекой и так далее, то, что было примерно здесь на Западе в 1968 году. Все это было очень здорово, я помню Киев 1991 года, когда был рок-десант из Питера, приехали «БГ», «Телевизор», «ДДТ», Алиса» и во дворце спорта мы делали такой, революционный рок-фестиваль «Да здравствует свобода!», он был полностью набит, тысяч 10 народу. Я помню мента, который стоял на проходе, в совершенном шоке достает «макар», приставляет его к виску и говорит «Я сейчас застрелюсь». А мы говорим «Дядя, а ты чего»? «Я, – говорит, – не понимаю, что происходит в стране». Мы его уговорили не стреляться, налили ему водки, в конце-концов он заплакал и ушел (смеется). То есть это были те времена, такие бурные, сочные, знойные, полные надежд. Сейчас надежд меньше, сейчас молодежь понимает, мне кажется, что борьба за гражданскую свободу большой риск. Но с другой стороны, молодежь активная, она более трезво смотрит на вещи, этот цинизм, мне кажется, стал неактуальным, и я этому очень рад».

Отвечая на вопросы журналистов во время встречи в Бруклинской общественной библиотеке накануне американского тура ДДТ, Шевчук подчеркнул, что молодежь в России стала более активной, стала задавать более глубокие вопросы и не хочет уезжать из страны. Лозунг «Будь богат» больше не моден. Сейчас, скорее, думают о том, что будет с Родиной и с гражданами. Среди молодых людей, говорит Шевчук, очень популярно стало волонтерство:

«Процесс интересный, потому что мы, вот этой осенью было много благотворительности, и я могу рассказать о молодежи, допустим, волонтерах из такой организации, как «Ночлежка», которые ухаживают за бомжами, достают им паспорта, просто возятся со street people (уличными людьми), которые не все по пьянке потеряли судьбу и жизнь, а от разных случаев жизни. Молодежь, которая работает в онко-больницах волонтерами, которые помогали в Крымске разгребать эти потоки сели, которая тушила пожары. Неравнодушие стало модным, актуальным, это хорошо для молодежи, мода для молодежи много значит, поэтому что-то изменилось. Что-то треснуло и рассыпается, а что-то новое сквозь этот асфальт бесчувствия, равнодушия – что-то прорывается, зелень какая-то хорошая.

Потому что они хотят жить в России. И я знаю много молодых людей, которые не собираются уезжать. Раньше Америка это был огромный флаг Запада, про нее ничего не знали. Это был просто как рай, как манна небесная (смеется). Но потом все немножко узнали, что это такое, что здесь тоже масса проблем – может быть другого рода часто, но, с другой стороны, человеческое общество – оно несовершенное, несовершенно оно везде, безусловно. И отношения между людьми крайне сложны, человек человеку не везде брат, товарищ и друг, часто бывает иначе (смеется), особенно здесь – в логове капитализма. Ну, в общем-то есть жажда света какого-то, это меня очень радует сейчас, но не может страна за две недели просветлеть и стать просто какой-то шикарной. Все равно надо много трудиться, работать. У многих молодых людей я вижу чувство сострадания очень большое, сопереживания. Это очень важные какие-то человеческие вещи, которые вернулись».

Шевчук сказал в первой части нашего разговора, что он пошел в рок-музыку, поскольку обнаружил, что именно этот музыкальный формат дает ему возможность полностью раскрыть свой творческий потенциал. А до формирования ДДТ в 1979 году Шевчук работал учителем рисования в сельской школе. Из комсомола его исключили как раз по причине писания песен с сомнительным по коммунистическим меркам содержанием. После переезда в Ленинград в 1985 году Шевчук работал кочегаром, дворником, ночным сторожем, в свободное время писал песни:

«Я пишу песни, тут надо выбирать, старик, – или писать блоги или песни. В блогах можно все высказать, за две секунды в твиттерах, а о чем потом петь, да? Работа над песней процесс более длительный, может быть, тяжелый, но зато больше художественности здесь. Хотя я иногда пишу какие-то статьи. Недавно, вот, была статья у меня – о фанатизме я размышлял, что такая у нас большая страна, а разорвана: одни за белых, другие за красных, третьи за себя, как обычно, четвертые против всех. Общество очень политизировано наше, радикального много, а радикализм это и есть фанатизм – кто не с нами, тот против нас, то есть – враги. Я боюсь этого в России и поэтому выступил, написал парочку статей таких серьезных об этом».

Я спросил у Шевчука, как он сравнивает ощущение на сцене сейчас по сравнению с тем, что было 25-30 лет назад?

«Ответственности больше, конечно, за каждое слово. Но с другой стороны, рок-н-ролл, рок-музыка - это все равно хулиганство какое-то. Тут нужно быть, с одной стороны, живым, естественным, вечно молодым и вечно пьяным от бытия, от этого кислорода свободы, который питает твою кровь, от внутренней свободы. С другой стороны, конечно, надо и мозги включать, то есть интеллектуальная составляющая, она, наверное, больше стала в наших программах, концертах, в словах и в музыке. Но это естественно, больше интеллектуализма, больше стихов, больше поэзии, может быть, больше сложных образов, больше метафоры».

Вы видите себя еще лет 15-20 на сцене, вот «Роллинг Стоунз» недавно отмечали 50-летний юбилей?

«Да, да (смеется). Гребенщиков – четыре тысячи лет – он так завуалировал сорокалетие (на сцене), обфилософствовал прекрасно свой юбилей. Не знаю, но я боюсь прежде всего самоповтора, вот некоторые музыканты, когда сами себя начинают тиражировать – они называют это своим стилем, а музыканты более совестливые – они называют своим именем – штампами. Ну, я, наверное, из вторых. И поэтому мы пытаемся все время что-то новое, новое, новое делать. Потому что я пришел в музыку и в рок-н-ролл ради того, вот, чтобы заниматься творчеством прежде всего, для меня это все таки главное. И поэтому мы все время меняемся, все время наши фанаты нас не понимают, «что же это такое новое, что это за звук, что это за музыканты?» Но, с другой стороны, главное ведь ну куда-то дальше двигаться, а не заниматься чесом и уныло зарабатывать бабло на корпоративах. А все таки, вот творчество и делиться этими мыслями, а это значит, что надо дышать, как Бродский писал, «как мы дышим – так мы пишем». То есть дышать этим временем и писать песни не 20-го века, а 21-го. И музыку играть 21-го века, потому что мир очень быстро меняется, его, конечно, не поймать за хвост. Но, с другой стороны, песня – это легкая форма искусства, многие даже считают, что это даже и не искусство. Может быть и так?

Песня – это погружение в современность, вот, есть мода, о которой я говорил, но мода – это нечто сиюминутное, а есть современность, которая, конечно, совершенно другое. Это болевые точки времени, это наш с вами «быть или не быть», вот это ощущение – и прошлое и будущее – все сейчас, все здесь, в этой точке. Это все время на краю, у бездны на краю, как Пушкин писал. Вместе с тем это восторг от существования, от этой жизни, от ощущения реальности и нереальности, которая вот есть иначе за забором вот этого материального мира, который сверкает, да, вот эти ветерки. Это все страшно интересно и когда ты работаешь над новым, постоянно думаешь, но нужно, чтобы это новое и свежее в твоей душе было. Когда я состарюсь душой – я пойду в управдомы (смеется). Я не знаю, как «Роллинг Стоунз», но я это точно знаю, у меня масса профессий, я буду родине и людям стараться какую-то пользу приносить, но в другом амплуа. Ну, не буду я мучить, терзать там своими хитами, я, вот, это твердо для себя решил».