Голубые каски: одна из первых украинок-миротворцев ООН вспоминает о годах службы
Мир и безопасность
29 мая - Международный день миротворцев. Украина внесла значительный вклад в деятельность «голубых касок», в том числе благодаря спасению людей в боснийском анклаве Жепа. Тогда из окружения удалось вывести тысячи мирных боснийских мусульман. И это помогло избежать очередной этнической чистки на Балканах.
Старшина Людмила Таворская — одна из первых в истории Украины женщин-миротворцев. В 1994–95 годах она служила в составе миротворческой миссии ООН на территории бывшей Югославии, где шла война. Сейчас Людмила на пенсии. Воспоминаниями о той миссии она поделилась с Анной Радомской.
АР: Сложно ли было принять решение ехать? Ведь вы были одними из первых украинок среди миротворцев.
ЛТ: Я очень хотела поехать! Мы сидели, смотрели новости, а там - наши в Югославии. И тут показывают женщину, причем существенно старше меня (а мне было тогда 29 лет). И я подумала, ведь я тоже могу! Тут же начала действовать, поехала в Министерство обороны в Киев, написала рапорт. Правда, первый раз мне отказали, ответили, что женщин в укрбате нет, поэтому и меня взять не могут. Ну я и успокоилась. Я служила тогда в Николаеве, в 32-м полку.
В 1994–95 годах Л.Таворская служила в составе миротворческой миссии в бывшей Югославии, охваченной войной.
И вот в один прекрасный день прихожу к себе в медпункт, а там какие-то женщины в форме ходят. Спрашиваю: «Кто такие?» А мне отвечают: «В Сараево едем». Я бегом к командиру! Он говорит, мол, действительно пришло указание брать женщин-медиков и переводчиц. Я немедленно снова написала рапорт, прошла медкомиссию и меня взяли.
АР: А кто вы по специальности?
ЛТ: Я медик. Изначально – медсестра детских лечебных учреждений. Два года после медучилища я проработала в роддоме. Там было очень тяжело: у меня на смене было по 40 детей, каждого перепеленай, накорми, еще и «тяжелые» дети были.
АР: Получается, на войне легче, чем в роддоме?
ЛТ: Что вы! Конечно! (смеется) Ведь роддома тогда были не такие, как сейчас. Я с радостью перешла на службу и посвятила армии 20 лет жизни.
АР: Как Вас домашние отпустили в миротворческую миссию?
ЛТ: Папа с мамой очень переживали. Но сказали - если ты чувствуешь, что тебе это надо, езжай! Моей маме сейчас 83 года, а душой она не старше 25, она очень позитивный человек. Но тогда это было действительно непросто. Моему сыну тогда было шесть лет, он собирался в первый класс. Муж у меня погиб, разбился на мотоцикле, и я воспитывала ребенка одна. Поэтому мои родители, которые жили в Николаеве, взяли на себя заботу о сыне. Родители помогали мне и собираться. Это сейчас есть форма для всех по размеру, а тогда выдали, какая была. Например, берцы были 39-го размера при моем 35-м (улыбается). Мама сделала мне толстую стельку, положила поролон в носок. Девчонки смеялись и говорили: «Сперва заходят берцы, потом появляется Людмила». Нас было пять медсестер и одна переводчица. Мы были первые женщины-миротворцы.
АР: Не было страшно? Ведь летели в зону боевых действий.
ЛТ: Было очень страшно лететь. Большой грузовой самолет. Перед тем, как подлетали к аэропорту Сараево, мы задремали. И тут меня будит подруга с криком: «Люда, вставай, нужно бежать в хвост!» Ну, думаю, все, падаем. Самолет действительно резко наклонился и начал снижаться. Все потому, что мы попали под обстрел, нужно было резко набрать скорость и сесть. Когда мы приземлились и вышли из самолета, первые минут десять я жалела, что полетела, настолько было страшно. Мокрый снег с дождем, по бокам стоят военные, мы выходим, а они кричат: «Быстрее-быстрее!» В одной руке у меня сумка с вещами, во второй – бронежилет, который весит 16 килограммов, на ногах берцы 39-го размера и надо как-то бежать. Дальше нас посадили в БТРы и привезли на территорию Укрбата.
Редкие часы отдыха. Людмила Таворская с коллегами.
АР: Как к вам отнеслись?
ЛТ: Начмед очень переживал, ведь прилетели первые женщины. Но все было очень хорошо! Мы все были очень дружны. Мальчишки носили нам разные вкусности. Должна сказать, обеспечение ООН было очень хорошее.
АР: Где вас поселили?
ЛТ: У нас была обычная казарма, на территории бывшего военного училища. Это было пятиэтажное здание. Мы были на втором этаже, на третьем тоже кто-то жил, а 4-й и 5-й этажи были разбомблены. Помню еще, когда мы приехали, напротив нас были два больших здания - какая-то гостиница. И вот она горела, ее сильно бомбили.
АР: Сколько Вы пробыли в Сараево?
ЛТ: Я была там 7 месяцев. Работала старшей медсестрой, мы лечили личный состав – солдаты и болеют, и травмируются, всякое бывает. Даже у меня самой был форс-мажор – случился аппендицит, нужна была операция. В тот момент, как назло, анестезиолог уехал в отпуск. В общем, мне обкололи место вокруг аппендикса и прооперировали.
АР: То есть, аппендицит оперировали под местным наркозом?!
ЛТ: Да. Но, ничего, все было хорошо. Только когда тянули брыжейку, я почувствовала. Было не больно, лишь немного страшно (улыбается). Мне предлагали оперироваться в американском госпитале, но я ответила, что своим хлопцам доверяю.
АР: Что происходило тогда в Сараево?
ЛТ: Когда мы приехали, в течение двух месяцев были ежедневные обстрелы. Мне так запомнилось – один офицер переходил плац и снайперы его положили, не убили, а именно положили и держали несколько часов на земле, он не мог встать. В итоге он остался жив. А был случай в Жепе, когда мальчик погиб на КПП. Вообще, было много разных ситуаций. Стороны конфликта стреляли друг в друга. Но наши никогда сами ни на какие провокации не поддавались.
АР: Местные жители обращались к вам за помощью?
ЛТ: К нам постоянно приходили местные дети, мы их кормили. Каждый взял себе под опеку какого-то ребенка. У меня был мальчик, такой хорошенький, имя его, к сожалению, не могу вспомнить. Ему было 4 года. Дети приходили к нам каждый день, кто с чем: с ведерком, с какой-то кастрюлькой, словом, с емкостью, в которую можно насыпать еду. Их пропускали прямо на территорию, и мы выносили им поесть. Если нужны были медикаменты, тоже помогали – то бинты, то таблетки, с разрешения врачей, разумеется, чтобы не навредить.
АР: Что делали украинские миротворцы?
ЛТ: Я помню, как они ездили в Жепу и другие поселки, которые одна сторона постоянно хотела отбить, а вторая их защищала. Туда возили питание, в горах с этим было сложно, спуститься оттуда людям было невозможно. Везде стояли разные погранзаставы, были сильные обстрелы. Поэтому, мирные жители, дети не могли спуститься, чтобы найти еду.
Прежде всего, миротворец это тот, кто несет людям мир. Бывают разные конфликты, но должен быть кто-то третий, кто поможет. Говорю сейчас это и хочется плакать. Конфликты лучше решать только путем переговоров, никакого оружия. Оружие – это самое последнее дело
Помню, как один из моих друзей был в заложниках у боснийских сербов. Украинских солдат взяли тогда в заложники с требованием прекратить обстрел. Вообще, украинские миротворцы выкладывались по максимуму, без преувеличения.
АР: Ваши казармы или позиции миротворцев бомбили?
ЛТ: Нет. Спустя два месяца после того, как мы приехали, стороны заключили мирный договор и остальное время была тишина. Правда, были моменты. Сараево был очень сильно разбит. Легковые машины стояли как на свалке, транспорт не ходил. И наши запустили городской трамвай! За это их начали обстреливать. Но ребята молодцы, дали отпор. Одному офицеру и двум солдатам дали высшие награды за это.
АР:Из каких еще стран были миротворцы?
ЛТ: Из разных. Французы, американцы, росбат был, из Индии были.
АР: Чего не могут мужчины?
ЛТ: Родить ребенка (смеется). Понимаете, женщина - это мама. А у каждого мужчины есть мама, или жена, или сестра. Поэтому, женщина – это душа батальона. Тогда среди миротворцев в основном были срочники, то есть, очень молодые ребята. Но ехали они туда только с разрешения родителей. Я потом, по возвращении, работала санинструктором в бригаде охраны Министерства обороны, в батальоне, занималась солдатами. Так вот они меня все называли мамой. Сейчас женщин на службе намного больше, а тогда было мало.
АР: Вы не хотели остаться, продолжить службу миротворцем?
ЛТ: Я хотела остаться на второй срок, но родители попросили вернуться, они боялись за меня. У них на руках остался ребенок. Отца нет, и ребенок должен был видеть хотя бы маму.
Л.Таворская: «Прежде всего, миротворец это тот, кто несет людям мир».
АР: Что впечатлило больше всего?
ЛТ: Меня сильно впечатлила одна трагедия, после которой я до сих пор не могу сесть в самолет. Это случилось перед моим возвращением домой. Я улетала последним бортом. А перед нами, предпоследним самолетом, улетал один мальчик, солдат-срочник. У него как будто предчувствие было, он очень не хотел садиться в самолет, просил начальника оставить его и посадить на следующий. Но его все равно отправили, поскольку уже пришла замена. Часть наших девочек тоже летели этим бортом. Как только он начал взлетать из аэропорта Сараево, начался обстрел, под который наш самолет попал. Пуля пробила обшивку и попала как раз в сиденье этого солдата, прошла сквозь тело парня, сильно повредив внутренние органы. Самолет должен был лететь в Николаев, но дотянуть не смогли, солдату было очень плохо. Медсестры хоть и были там, но кроме перевязки и обезболивающего укола они сделать больше ничего не могли. В итоге самолет сел во Львове, где в госпитале мальчика прооперировали, но, к сожалению, не спасли.
И вот после этого – все! Нам улетать, а я боюсь! Не могу сесть в самолет! Нас уже привезли в аэропорт, но борт пришлось задержать из-за того, что у меня началась истерика. Ребята нашли выход из положения, дали мне успокоительного. Я зашла и уснула. Помню только, когда начала просыпаться, почувствовала, что лежу на чем-то очень твердом. Оказалось, на бронежилетах. Открываю глаза и не могу понять – передо мной небо. Оказалось, я лежу у летчиков в кабине. Один из них повернулся, увидел, что я проснулась, и говорит: «Наша девочка очнулась». Мне было так стыдно (смеется). Мы прилетели в Николаев ночью. В части меня встречали родственники, родители. Так я вернулась домой.
АР: И последний вопрос: все же, зачем – как скажут люди непосвященные – лезть в «чужую драку», или кто такие миротворцы?
ЛТ: Прежде всего, миротворец это тот, кто несет людям мир. Бывают разные конфликты, но должен быть кто-то третий, кто поможет. Говорю сейчас это и хочется плакать. Конфликты лучше решать только путем переговоров, никакого оружия. Оружие – это самое последнее дело.