НШ: Насколько полученная сумма соответствует Вашим ожиданиям?

ДМ: Смелые ожидания моих друзей, товарищей, например, редактора ныне «Живого гвоздя», а до этого «Эха Москвы», Леши Венедиктова, сводились к двум-трем миллионам, а я в тщеславных снах думал: «А, может, и пять?» Ко мне потом подошел Майкл, блестящий аукционист, который вел этот аукцион. Он опытный человек, провел сотни замечательных аукционов. Он сказал, что для него это тоже была невероятная динамика, невероятный результат – он думал, что, может быть, три.

Смелые ожидания моих друзей, товарищей сводились к двум - трем миллионам, а я в тщеславных снах думал: «А, может, и пять?»

Для меня это был абсолютно не тщеславный опыт. Это был опыт того, что иногда человечество может собраться вместе и быть солидарным. Иногда человечество может быть лучше, чем Бог о нем думает.

Вера в Бога всегда была чувством интимным – это твое личное дело: твой намаз или твое покаяние, или твоя поза Будды – в разных конфессиях по-разному. И вдруг вера в Бога после того, что началось 24 февраля, стала прикладной. То есть вот это «помоги ближнему», «поделись последним» вдруг стало работать.

НШ: То есть Вы считаете, что такой ажиотаж и такое желание многих заплатить и купить эту медаль, было связано с заявленной целью?

ДМ: Конечно! Золотой диск тоже сколько-то стоит – мне по-разному говорят, я не выяснял никогда цену золотой медали, но говорят, что это может быть восемь тысяч долларов, может, 12, может, 10 – ну, как-то вот колеблется в этом районе. И когда в первый день торгов – а мы ведь с Heritage (аукционный дом) как договаривались? Что начинаем [торги] в День защиты детей и завершаем в День беженцев. И вот эти 20 дней с 1 по 20 июня – это вот наше «плечо времени», на котором мы смотрим, что происходит.

Это было связано не с тем, что приобретают золото, чтобы его переплавить на какой-то параллелепипед и хранить под матрасом или продать знакомому зубному врачу. Люди участвовали в том, почему человека называют человеком: сочувствие, сострадание – вот люди участвовали в этом, а не золото покупали. 

НШ: Почему ЮНИСЕФ? Как Вы пришли именно к такому решению?

ДМ: Сколько бы мы денег ни выручили за эту медаль, сколько бы мы ни получили, делить конечную сумму невозможно. Ну, как ты будешь делить? Вот тебе будут приходить письма отсюда, отсюда и отсюда – у тебя ограниченный ресурс, и тебе надо ниткой, как в фильме «Судьба человека», кусочек сала нарезать на весь барак. Как? Я абсолютно не представляю себя в роли человека, который делит, кому-то отпускает – короче, распределяет блага. Я так не умею.

У нас был большой опыт: два года «Новая газета» занималась и достигла всего, чего можно, помогая детям, больным СМА (спинально-мышечная атрофия). Салгезма – препарат одноразовой инфузии – стоит 2,4 млн долларов. Это самое дорогое в мире лекарство. И мы получили огромное количество очень серьезных писем о том, почему вы моему ребенку не помогли, а этому помогли? Ответить на этот вопрос нельзя, потому что мама, у которой болеет ребенок, права всегда. Вообще всегда. А мы всегда на стороне жертв. Вот что делать?

Мы начали работать тогда уже с государством – это было в довоенный период – и государство нам помогло, надо признать. Был построен фонд под названием «Круг добра», и теперь у нас в стране фактически 100 процентов людей, больных орфанными заболеваниями, получают лечение. Может быть, не всегда то, которое они хотят, но абсолютно точно всем им достается очень дорогостоящий препарат.

Для меня было важно, что ЮНИСЕФ отметил, что деньги попадут всем странам, которые граничат с Украиной, где находятся беженцы

После такого опыта брать на себя функцию, простите, демиурга, который определяет, кому дать, а кому не дать, газета не могла. Стало понятно, что должен быть другой оператор, не мы.  Мы должны были найти оператора. Можно его найти в России? Можно. Но введены санкции и транзакции не проходят через границы. Ну, допустим, мы сделали и аукцион в России, и оператора какого-то, фонд нашли в России, но это означает, что в Польшу,  Венгрию, в Словакию, в Словению, в Молдову, в Германию, в Чехию – это основные страны, которые взяли на себя груз беженцев, туда деньги уже не придут, потому что отключены банки от SWIFT и невозможно деньги перечислить.

Значит, нужна организация – неправительственная, раз, поскольку мы не очень верим правительствам. Ну я, например, прямо скажу: я не доверяю правительствам – разным, любым. А во-вторых, такая, которая как бы находится вне границ. Мы долго советовались и начали изучать ЮНИСЕФ.

Фото ЮНИСЕФ/А.Холерья

ЮНИСЕФ оказывает украинским детям помощь на всех маршрутах, по которым люди покидают Украину, спасаясь от войны.

Во-первых, они наши коллеги по Нобелевской премии мира – они ее тоже получили, еще, если не ошибаюсь, в конце 60-х годов. Во-вторых, у них потрясающая программа. Я смотрел, наверное, 10 программ – очень подробно. Срочная помощь, продовольственная помощь, образование, лечение, инновации для детей. Мы посмотрели их бюджет, мы посмотрели, как складывается этот бюджет. Он складывается из государственных отчислений и частных пожертвований, но все это перемешивается в общем котле. Чего скрывать – ведь не всякий украинский фонд из рук гражданина России или от газеты, которая зарегистрирована в России, примет какие-то средства. Если сначала [у украинцев] был гнев, то теперь ярость – у них же страну сносят с лица земли. И обижаться на “идите вы все…” – нельзя. Когда ты вот это все видишь каждую секунду, у тебя постоянно звук тревоги, ты живешь между квартирой и бомбоубежищем… Как, на что обижаться? Это же моя страна виновата.

Чего скрывать – ведь не всякий украинский фонд из рук гражданина России или от газеты, которая зарегистрирована в России, примет какие-то средства

А ЮНИСЕФ абсолютно не токсичен, у них отличные профессионалы, у них есть программы, они отчитываются о том, как и что они делают – это то, что нам надо. Мы написали им письмо, получили от них ответ, он у меня есть. Для меня было важно, что ЮНИСЕФ отметил, что деньги попадут всем странам, которые граничат с Украиной, где находятся беженцы – без исключения.  

НШ: И России?

ДМ: Конечно. Россия же граничит с Украиной. В России находятся полтора с лишним миллиона беженцев, может быть, чуть меньше. Поэтому [мы выбрали] ЮНИСЕФ, у которого есть такие возможности, и который отлично понимает, что у него не политическая, а гуманистическая миссия.

НШ: Вы будете отслеживать, как тратятся деньги?

ДМ: Вчера я встречался с представителями ЮНИСЕФ – они приходили на аукцион. Мы с ними достаточно подробно поговорили. Больше того, они активно участвовали в этом аукционе, потому что, кто бы ни перечислял деньги, они всегда просят проверить, деньги-то откуда? Наркотрафик? Или олигархи там какие-то?

«Новая газета»

Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты» и лауреат Нобелевской премии мира за 2021 год, в своем рабочем кабинете.

НШ: А мы знаем, кому досталась медаль в итоге?

ДМ: Знал бы, не раскрыл, потому что это конфликт интересов в чистом виде: люди пошли на правила, которые мы предложили, а мы потом бы взяли и нарушили правила. Так не работает. The Heritage по просьбе ЮНИСЕФ – мне вчера об этом сообщили – проводил проверку разных участников торгов, в том числе вот этого великого шага в 103 с лишним миллиона. Они проверили через банковскую систему, через систему финансового контроля, и все, что я могу утверждать на 100 процентов, о чем мне тоже сообщили, уведомили и показали, – это то, что это абсолютно прозрачные и транспарентные деньги.