ЕН: Мне повезло, и я была в достаточно спокойных регионах. Но, опять-таки, по местным меркам. Я для себя заняла такую позицию, что не я первая, не я последняя. Раз туда люди едут, раз Миссия столько там находится, почему бы и не поехать? Мне было интересно, плюс, Вы знаете, своего рода такая проверка себя. Я многое для себя в себе же поняла, открыла. Чему рада! 

Касательно того чем там занималась… У меня был достаточно обширный опыт, потому что все-таки два года. И поначалу я была военным наблюдателем, который находился в «тим-сайте» [пост, база миротворцев – прим.ред.], скажем так, «в поле».

ЕВ: «На месте», да?

ЕН: Да, в местной деревне. Жила в «тим-сайте» с коллегами. Если пояснить, кто такие военные наблюдатели – это «глаза и уши» ООН. Мы ездили по нашей зоне ответственности согласно разным маршрутам, общались с местным населением, узнавали, какие у них проблемы.

ЕВ: Я предполагаю, что вашей задачей также было выяснить, не было ли каких-то поползновений со стороны повстанческих групп, поскольку там постоянные конфликты идут то там, то здесь. Приходилось с этим иметь дело?

ЕН: Да, именно это и было целью наших визитов: не только услышать, что воды в деревне нет. Не только, но в том числе и это. Но также делался упор на то, приходили ли, наведывались ли в деревню местные вооруженные группировки, повстанцы, и что происходило. Тоже стоит понимать, что, как правило, в те или иные деревни, которые поближе, приезжаешь чаще, те, которые подальше, раз в две недели мы стабильно посещали.

Фото Миссии ООН в ДРК

Миротворцы ООН в Демократической Республике Конго (ДРК) - осуществляют патрулирование в Итури, что на востоке страны

ЕВ: Женя, вы сказали, что вы многое открыли в себе. Если можно, что, например?

ЕН: Я для себя поняла, что я достаточно легко подстраиваюсь под меняющиеся условия. Я думаю, можно немножко представить, что условия жизни там другие, нежели те, к которым привыкли мы. Когда-то это вода по расписанию и свет по расписанию. Когда-то этого вообще нет, и воду приходится просто где-то брать, а свет – от генератора, который тоже работает по часам. Я поняла, что я могу к этому подстроиться. Для меня это не является глобальной проблемой, которая меня гнетет все время. Это первый момент.

Второй момент: по работе тоже были какие-то личные открытия: что я достаточно хороший специалист. У меня есть такая черта: все время в себе сомневаться. Но я укрепилась в мысли, что я еще ничего и как специалист.

ЕВ: То есть положительный опыт в общем-то. Если я не ошибаюсь, Вы были первой женщиной-миротворцем в этой Миссии?

ЕН: Да, так.

ЕВ: Испытывали ли Вы какой-то дискомфорт? Может быть, как это бывает иногда, снисходительно отношение со стороны коллег-мужчин?

ЕН: Ну, я была первой российской женщиной-миротворцем. Так как там достаточно большое интернациональное сообщество, то женщины все-таки были и до меня. Снисходительно отношение? В целом – нет. Если про иностранных коллег мы говорим, то абсолютно никакого снисхождения или сексизма в свою сторону я не ощущала. От российских коллег… Ну какие то моменты были, но опять-таки, это было исключительно мнение человека. Но знаете, не направленное на меня. Ну, просто он считал, что, наверное, девушкам лучше быть в России, а [в ДРК] все-таки опасно...

ЕВ: Ну и после миссии в ДРК, в опасной стране, в сложной обстановке вот Вы сейчас на Кипре. И для многих Кипр ассоциируется с отпуском, солнцем, морем. Ну, и, вроде как, ничего там такого уж драматического не происходит… Так ли это? И какова роль Миссии ООН на Кипре?

Фото ООН/Дж.Айзак

В 1979 году на службу в составе миротворческих сил ООН на Кипре впервые заступили жещины -12 военнослужащих из Швеции

ЕН: Сложно отрицать на Кипре наличие солнца, пляжа и моря. Собственно, делать этого я не буду. А именно роль ООН здесь и сейчас… Изначально эта Миссия была учреждена Советом Безопасности ООН в целях предотвращения новых вооруженных столкновений между двумя сторонами или общинами – греческих киприотов и турецких киприотов. Сейчас же силы находятся здесь для наблюдения за линиями прекращения огня, для поддержания буферной зоны, поскольку до сих пор кипрский вопрос ответа не получил.

ЕВ: А кто Ваши коллеги? И как складываются отношения? Я знаю, что там женщины есть на Кипре, в том числе и россиянки, по-моему?

ЕН: Россиянки есть. Для военных наблюдателей Кипр стал открыт как миссия только по-моему в 2019 году. До этого здесь были россияне-полицейские, и сейчас они, соответственно, здесь тоже есть. По-моему, четверо девушек-полицейских. И вот из военных наблюдателей здесь я. С коллегами все отлично, благоприятные отношения. Но опять-таки стоит понимать, что сейчас в мире происходит. То есть COVID. Соответственно, были введены какие-то меры для того, чтобы избежать его распространения. То есть мы работаем из дома, поэтому большую часть времени мы, конечно, видимся, как с Вами, посредством технологий.

ЕВ: Что дальше? Хочется вернуться домой или, может быть, есть какая-то мечта, и какая-то миссия, в которую вы хотели бы попасть?

ЕН: Не знаю, как ответить на этот вопрос… Мне нравится, мне очень нравится такая жизнь. Я, скажем так, нахожу себе применения здесь, в миссиях. Я ощущаю именно свою роль в этой большой системе. Знаете, часто про систему говорят и про маленькие винтики. Вот здесь я эту свою роль как маленького винтика, ощущаю.

В Конго, помимо того, что я была военным наблюдателем, я еще достаточно долгое время была офицером тыловой службы сектора. Целый сектор - это 13 «тим-сайтов». Людям нужны вода, топливо для машин, для генераторов, те же канцелярские принадлежности… Что-то сломалось, что-то надо починить… И я была таким связующим звеном между людьми «в полях» и гражданским сектором, который предоставляет все эти услуги. Поэтому я понимала, что если я где-то, например, промедлю с отправкой отчета или запроса на тот или иной тип снабжения, то, например, людям в «тим-сайте» придется пару дней посидеть без света. Я думаю, это хорошая иллюстрация.