Глобальный взгляд Человеческие судьбы

Доктор Бранован: «Проект Чернобыль» - не забывать о трагедии и лечить людей

Участники заседания в ООН обсудили тему медицинских и психологических проблем крупных катастроф
Фото Службы новостей ООН/А. Успенский
Участники заседания в ООН обсудили тему медицинских и психологических проблем крупных катастроф

Доктор Бранован: «Проект Чернобыль» - не забывать о трагедии и лечить людей

Здравоохранение

В ООН по инициативе Беларуси и Казахстана прошло заседание, участники которого обсуждали медицинские и психологические последствия крупных техногенных катастроф. Трагические события, в той или иной степени вызванные  деятельностью человека, увы, не редкость в новейшей истории. Для каждой из стран, чьи представители собрались на встречу, они свои: Валентин Рыбаков, Постоянный представитель Беларуси при ООН, говорил о последствиях Чернобыльской аварии, с которыми по-прежнему сталкивается его страна, а Постоянный представитель Казахстана Кайрат Умаров рассказал о тяжелом наследии ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне.

Не осталась без внимания и трагедия 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке - тогда в результате теракта во Всемирном торговом центре погибли тысячи людей. Здоровью еще десятков тысяч нью-йоркцев был нанесен непоправимый ущерб: облако пыли, накрывшее южную оконечность города, привело к развитию у многих респираторных и других тяжелых хронических заболеваний, не говоря уже о психологической травме.

О том, какие еще вопросы обсуждались на заседании, Антону Успенскому рассказал Игорь Бранован, руководитель американской организации “Проект Чернобыль”, в задачи которой входит изучение последствий катастроф для здоровья человека. Игорь Бранован - известный врач. Среди его пациентов немало тех, кто оказался в зоне поражения когда в 1986 году на Чернобыльской АЭС прогремел взрыв.    

ИБ: Мы говорим обычно о проблемах, которые связаны с заболеваниями, вызванными последствиями Чернобыльской аварии. Обычно это рак щитовидной железы и подобные проблемы. Мы приглашаем экспертов со всего мира, и, действительно, за эти годы, а мы уже 15 лет работаем в рамках ООН, и занимаемся этим вопросом, очень много изменилось. Когда мы начинали, я как практикующий врач, столкнулся с тем, что у меня были сотни пациентов, которые страдали раком щитовидной железы. Они все были из районов, подверженных радиации после Чернобыля, в основном из Украины, частично из Белоруссии и России. И никто не знал, что с ними делать и почему у них рак. За эти годы очень многое изменилось, очень много информации собрано в результате работы с нашими коллегами, нашей организацией «Проект Чернобыль». Но во всяком случае могу сказать, что теперь врачи, которые работают с этими больными, знают, как правильно себя вести. Это было основным заданием с точки зрения  медицинской помощи – какие тесты правильные, что ожидать, как людям понимать, насколько у них повышен риск. Рак щитовидной железы не убивает человека при хорошей методике лечения, и люди понимают, что, предположим, обследования с помощью УЗИ достаточно, чтобы определить, насколько человек подвержен этим проблемам. 

Это медицинские последствия, а сегодня мы смотрим больше на глобальные последствия, на события этих лет, начиная с 1986 года: террористические акты 11 сентября 2001 года, Семипалатинск, Фукусима и так далее. Очень интересно, насколько влияют вот такие проблемы на психику человека. Все люди, которые уехали из Советского Союза в 1980-е - 2000-е годы в какой-то мере помнят, где они были и что они делали во время Чернобыля. Также, люди, которые пережили теракт 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, всегда могут вспомнить и сказать, где они находились, что они видели и как восприняли события. Очень интересно изучить психологические последствия и понять, насколько действительно остался отпечаток этих событий в нашем менталитете.

В результате нашей дискуссии оказалось, что очень много вопросов осталось без ответа. Необходимо задавать эти вопросы и рассматривать эти проблемы с реальной научной точки зрения. Нужно не только объяснить людям, которые пострадали, что они действительно пострадали и есть определенный риск каких-то заболеваний, но и объяснить людям, которые не пострадали, но у которых осталось ощущение того, что они жертвы, что это нереально и что есть психологические последствия, которые они должны преодолеть.

АУ: Сегодня на примере Семипалатинского полигона говорилось о том, что серьезные проблемы и мутации возникают даже не у первого поколения, а через поколение. Насколько эта проблема актуальна в контексте Чернобыльской аварии?

ИБ: Чтобы ответить на этот вопрос, требуется время, требуется внимание общественности и научных работников, требуется, будем говорить честно, деньги. Потому что все эти обследования очень-очень сложные, и, если они проведены правильно, они требуют колоссальных ресурсов. На самом деле, необходимо выявить подобные проблемы на генетическом уровне, мы же говорим об изменении ДНК. То есть, когда мы, врачи, смотрим на онкологию, мы смотрим на последствия радиации на конкретного человека, а тут вопрос, изменяется ли ДНК человека и передается ли следующим поколениям. Похоже, что данный эффект не очень явный, и, чтобы выявить реальные изменения, потребуются поколения. Мы говорим об исследованиях, которые займут десятилетия, а то и больше.

Одна из причин, почему мы проводим эти конференции и почему мы призываем представителей организаций ООН из разных департаментов – чтобы поддерживать интерес. Под лежачий камень вода редко течет. Если мы не показываем на пальцах реальные последствия Чернобыльской аварии, появляется тенденция забывать и переключать ресурсы в другие русла, а ресурсы очень нужны, чтобы ответить именно на те вопросы, которые Вы задаете.

АУ: С точки зрения того, чтобы забыть о трагедии, видимо, в ближайшее время этого не произойдет. Особенно после того, как на экраны вышел нашумевший и ставший по статистике одним из самых успешных и широко просмотренных сериалов в истории фильм «Чернобыль». Он, возможно, стал одной из первых масштабных работ по трагедии и вызвал, что вполне понятно, неоднозначную реакцию. На Ваш взгляд и на основе того, что Вы знаете о трагедии, насколько сам сериал соответствует этой действительности? Чем художественный вымысел, с одной стороны, помогает поднять проблему, а, с другой стороны, мешает и как-то смещает акценты?

ИБ: Я могу сказать только со слов ликвидаторов, которые там присутствовали. Большинство людей, которых я видел, считают, что в общем показано очень точно. Без сомнений, есть домыслы, для драматичного эффекта придуманы какие-то явные маневры, чтобы возбудить больше эмоций, что, в принципе, нормально. Если посмотреть на концепцию и на основные факты, то они отражены достаточно точно.

АУ: Этот фильм вызвал к проблеме настолько сильный интерес, что возросло число желающих посетить зону отчуждения. Насколько, на Ваш взгляд, идея превращения Чернобыльской зоны в некую туристическую достопримечательность имеет смысл? Чего стоит опасаться людям, которые решат туда отправиться? И стоит ли вообще направляться в такие зоны?

ИБ: Меня приглашали посетить Чернобыль дюжины раз, но у меня ни разу не возникло ни малейшего желания там присутствовать. Чернобыльская авария продолжает оставлять отпечаток. Реальный отпечаток и психологический отпечаток. То, что эта передача привлекла столько внимания, это я приветствую. То, что найдутся люди, которые, мягко говоря, хотят вступить ногой в радиоактивную зону, мне кажется не совсем нормальным. Могу только предупредить, что уровень радиации в этой зоне имеет тенденцию скакать, то есть, может быть, Вам удастся посетить эту зону и поймать минимальную дозу радиации, а может произойти и наоборот.

Мне трудно представить, чтобы риск, связанный с этим, в какой-то мере соответствовал тому, что вы можете там увидеть. Если вы действительно хотите увидеть реальные факты - есть превосходные фотографы. Сегодня у нас на встрече был Филипп Гроссман, он вам покажет то, что вы не увидите в Чернобыльской зоне. Мир иногда выглядит ярче и более четким через объектив хорошего фотографа. Реальность не всегда совпадает.