ЕВ: Я слушаю эти печальные и трагические истории. Ситуация выглядит, конечно, очень тяжёлой. Откуда у вас силы что-то делать и надежда на то, что вы можете что-то изменить? Как вы вообще стали этим заниматься и пришли в сферу помощи и защиты женщин?

НП: Моя история с конфликтом началась, когда ко мне попросили поселить женщину, у которой мужу делали операцию. Я живу недалеко от клиники, где делают операции на сердце, и у меня есть возможность кого-то разместить на непродолжительное время. Эта женщина работала в Семеновской больнице, а это первый населённый пункт, который увидел конфликт. И мы вечером встречались каждый день, разговаривали, и я не могла понять, что там происходит. Потому что стараешься слушать разные СМИ со всех сторон, чтобы понять, что на самом деле происходит. Из СМИ это невозможно понять. Мы с ней разговаривали, и я поняла, что не представлен голос обычной женщины, которая переживает конфликт. Я собрала вещи и поехала на восток брать интервью с двух сторон с женщинами, которые находятся там и непосредственно имеют опыт конфликта. Уже после, мы с моей коллегой опубликовали исследование - такие глубокие интервью с женщинами, для того чтобы вообще проанализировать, как все это происходит.

Стараешься слушать разные СМИ, чтобы понять, что на самом деле происходит. Из СМИ это невозможно понять

Очень многие представляют войну по военным фильмам Второй мировой войны. А на самом деле война выглядит совсем иначе. Война иногда совсем незаметна, она может в городе у тебя происходить, а тебе это не заметно. Иногда ты просто не замечаешь или постепенно привыкаешь к тому, что реальность меняется, ситуация меняется, появляются военные, пару раз бахнуло, потом кто-то умер. И вот эту текучесть очень сложно зафиксировать. Я сама очень часто отслеживала: когда приезжаешь в какой-нибудь населённый пункт, где постоянно происходят обстрелы, и сначала тебе очень дискомфортно и непонятно, как же здесь живут люди. В принципе, за неделю ты втягиваешься, начинаешь входить в этот быт и не замечаешь, что стреляют - просто делаешь музыку погромче и ложишься спать.

Женщины часто рассказывали о том, что через какое-то время сразу становится понятно, когда обстреливают – обычно с четырех вечера. А почему с четырех вечера? Потому что мониторинговая миссия ОБСЕ мониторит с восьми утра до четырех вечера, и в это время не стреляют. Это очень безопасное время, когда можно пойти приготовить еду или сделать маникюр. Очень многие женщины уделяют больше внимания себе, для того чтобы хотя бы такими простыми вещами, как прическа, маникюр и макияж, вернуть себя к ощущению мирной жизни. Потому что все остальное — это ужас и кошмар, которые их окружают. Сначала меня это очень удивляло, но потом я поняла, что мне самой хочется делать маникюр раз в неделю, пока я нахожусь в таком опасном месте. А вечером мы спускаемся в подвал и там ночуем.

Мне самой хочется делать маникюр раз в неделю, пока я нахожусь в таком опасном месте. А вечером мы спускаемся в подвал и там ночуем.

Или, например, нам кажется, что такое самое страшное на войне? Увидеть мертвого человека? Нет. Увидеть куски мертвого человека? Нет. Меня поразило, что когда нам рассказывали учителя из Авдеевки, что было самое унизительное во время войны, это было то, что они были вынуждены спускаться в канализацию и собирать там воду. Я никогда не думала, что именно в этом заключаются такая банальность и весь ужас. В том, что постепенно твое человеческое достоинство опускается до какого-то уровня, который для тебя уже просто невозможен. Из этих всех маленьких историй и состоит война.

Есть у меня тоже такой рассказ парня-военного. Люди сидят в стрессе в окопах при постоянной угрозе смерти, при этом плохо питаясь. Например, несколько месяцев не было мяса. И тут привозят мясо. Человек решил, что он возьмет себе больше кусок, несмотря на других - становится уже неважно. И в этот момент начинается обстрел. С одной стороны, человеку было очень неловко, что он так поступил по отношению к другим, но начался обстрел, и уже никто не съел это мясо, потому что оно уже было все засыпано песком. И вот это вот самое ужасное, что вспоминается у этого человека.

Постепенно твое человеческое достоинство опускается до какого-то уровня, который для тебя уже просто невозможен

ЕВ: А Вы что скажете?

АЧ: У меня все началось из Запорожья, когда начался большой приток переселенцев. Мне было сложно сидеть и не помогать, потому что люди в прямом смысле этого слова иногда приезжали в нижнем белье – в чем были в доме, в том и вышли. У кого-то были документы, а у кого-то их и не было. Мы помогали их расселять, собирали разные продукты и вещи. Первые несколько месяцев это было в режиме нон-стоп. Потом уже, когда поток становился чуть меньше, мы понимали, что помимо удовлетворения базовых потребностей людей, нужно делать что-то еще. Мы все понимали на собственном опыте, общаясь с людьми и спрашивая, что им нужно, потому что к войне нас никто никогда не готовил, мы ничего не знали.

Я в Запорожье даже ездила с «тревожным чемоданчиком», потому что приближались местные выборы, много было разных слухов и провокаций, когда подкидывали что-то под дома и взрывали. Нам все угрожали, что скоро из Запорожья сделают тропинку к Крыму, потому что Запорожье как раз находится между Донецкой областью и Крымом. Первые год-два было напряжение, потому что живешь и не знаешь, будет ли у нас «Запорожская Народная Республика» или нет. Тогда мы начали создавать проекты по психосоциальной помощи, по социальной сплоченности, и, помогая переселенцам, мы поняли, что нам хочется быть ближе к контактной линии, чтобы помогать людям там. В 2016 году мы приняли решение работать на контактной линии.

Нам все угрожали, что скоро из Запорожья сделают тропинку к Крыму

Я помню, как мы приехали в Авдеевку, а это город, который находится на контактной линии. Сейчас у нас есть разграничения между зеленой, красной и желтой зонами, и он находится то в желтой зоне, то в красной зоне. Мы сказали, что мы из Запорожья и не знаем, что такое жить в войне, мы не знаем, что такое, например, когда ты сидишь в подвале и так далее. Но у нас есть опыт, который мы хотели бы применить совместно с местными жителями. Люди, которые работают в Донецкой области, это исключительно местные люди. Мы их набирали, обучали и выстраивали работу, ведь никто, как местный житель, не может знать лучше, как помочь такому же, как и он. Есть люди, которые получали помощь, например, в Бердянске, Запорожской области, и возвращались в Авдеевку. Так же и в обратном порядке: люди выезжают в поисках лучшей жизни, но позже понимают, что проще жить в своей разбитой квартире, за которую меньше платить, чем арендовать. Поэтому некоторые люди возвращаются не от того, что война закончилась и жизнь наладилась, а просто проще выживать в своем городе.

Вдохновляют на работу сами люди, которые живут в зоне конфликтов. У них уже совсем другие ценности. Я спрашиваю, как у них дела, что нового, какие проблемы или трудности, с которыми они сталкиваются. А они говорят: «Какие проблемы и трудности? Мы живы, и слава Богу!». Они сами говорят, что узнали своих соседей только во время войны. Когда были обстрелы, они просто ходили по подъездам и проверяли, кто остался жив. Людей, к сожалению, сплотили война и горе.

Когда были обстрелы, они просто ходили по подъездам и проверяли, кто остался жив. Людей, к сожалению, сплотили война и горе

Наша задача – помочь им стать еще более сплоченными и поверить в то, что они могут вокруг себя что-то изменить, несмотря на ту ситуацию, которая у них есть. И чтобы они могли получить юридическую помощь или какие-то консультации по трудоустройству. Например, в Авдеевке работает женщина, которой просто невозможно не вдохновляться. Ее зовут Людмила Дмитриевна, она пенсионного возраста, но раньше она работала специалистом в центре занятости, поэтому она знает, как работает рынок украинского труда. У нее самые высокие показатели по трудоустройству людей. Я говорю: «Как можно жить в городе, в котором 23 тысячи людей, в котором работает только одно крупное предприятие и, может, местные магазинчики, с такой скоростью помогать трудоустраивать людей в таком большом количестве?». Она говорит: «А что непонятного? Пришел человек, мы поставили цель, вместе все проработали, я прошлась по всем предприятиям, договорилась со всеми профсоюзами, собеседование прошли, резюме написали, и человек работает». Человек настолько замотивирован, что она не видит препятствий. Она и мотивирует других людей, которые ищут работу, и верит в то, что война – это не помеха и что жить нормально можно. Невозможно не вдохновляться такими людьми!

Она верит в то, что война – это не помеха и что жить нормально можно. Невозможно не вдохновляться такими людьми!

Недавно нам прислали в главный офис в Запорожье огромную коробку вещей и деньги. Эти люди узнали о нашем фонде на вокзале, когда впервые приехали без ничего в город в 2016 году, и когда они обратились, мы их проконсультировали в плане трудоустройства. Семья также долго занималась с психологом. Сейчас эта семья переехала в другой город, встала на ноги и говорит, что, если бы не наш фонд, они не знают, что бы с ними было. Говорят, что хотят помочь другим людям, которые нуждаются, и прислали хорошие вещи и деньги для того, чтобы это могло помочь другим. Поэтому невозможно опускать руки и терять веру.