АП: В целом, это - очень большой институт эпидемиологии, который занимается изучением в том числе и инфекционных заболеваний. Одна из целей — это контроль и мониторинг распространения инфекционных заболеваний и, соответственно, какие-то профилактические меры, чтобы понять, почему люди болеют, как этот вирус распространяется и что нам делать, чтобы этого не происходило дальше. Институт занимается не только ВИЧ-инфекциями, но также гепатитом, инфекциями, передающимися половым путем, и особо опасными инфекциями. Наше подразделение занимается ВИЧ-инфекцией. Это всего лишь одна инфекция, но при этом она включает в себя не только медицинский момент, но и вопросы профилактики, многие социальные проблемы, а также демографические, экономические, разработку мер по изучению вирусов, в том числе новую диагностику, чтобы ускорить постановку диагноза, разработку новых препаратов, чтобы лечить и впоследствии когда-нибудь излечить ВИЧ-инфекцию полностью. В этом большом подразделении у нас есть отдел непосредственно клинических исследований, где работаю я, так как моя основная первая специальность — это врач -инфекционист. Когда появляется какой-то новый препарат, мы его должны сначала исследовать на небольшой группе ВИЧ-инфицированных пациентов. Для этого мы их отбираем, наблюдаем и дальше совместно уже с другим подразделениями и организациями делаем выводы о его эффективности. Вторая направленность моей работы - уже более эпидемиологическая. Все, кто занимаются ВИЧ-инфекциями, знают про Цели ЮНЭЙДС 90-90-90. Цель заключается в том, чтобы 90 процентов людей с ВИЧ-инфекцией знали о своем диагнозе, 90 процентов из них получали лечение и чтобы еще для 90 процентов из них оно являлось эффективным [т.е. чтобы подавлялась вирусная нагрузка. Прим. ред.] И чтобы этого достичь, нам нужно привлечь людей к обследованию, затем тем, у кого вирус выявлен, оказать медицинскую помощь и их эффективно лечить. Основная моя научная работа, которой я сейчас занимаюсь и по которой я буду писать докторскую диссертацию, связана с тем, чтобы выявить социально-демографические особенности, которые препятствуют эффективному внедрению этого каскада на всех этапах, для того чтобы попробовать улучшить приверженность наших пациентов.

ММ: Скажите, пожалуйста, помните ли Вы, когда Вы решили заниматься медициной и специализироваться на ВИЧ-инфекции?

АП: В моем случае все достаточно просто, ведь мои родители тоже врачи. Не то чтобы они меня заставляли или уговаривали, но с самого детства мне было понятно, что я буду врачом.

ММ: Все-таки это сложно, это ВИЧ-инфекция, а на сегодняшний день ее нельзя вылечить, а можно только как-то эффективно сдерживать. Очень сложный контингент и масса вопросов, которые возникают каждый день и с которым не сталкивается стандартный терапевт в поликлинике. У Вас были какие-то мысли, что, может быть, это не для женщин?

АП: Вообще, если говорить о том, что бывают условно какие-то женские и неженские профессии, то, что касается медицины в нашей стране, это преимущественно женская профессия, особенно если это терапевтическая специальность или инфекционные болезни. Если посещаешь какую-то конференцию в России, преимущественно в зале будут женщины. Это если мы говорим именно про клиническую часть, а если это, конечно, научно-исследовательская работа и более высокие руководящие посты, то там преимущественно мужчины.

ММ: А с чем это связано?

АП: Я не думаю, что это связанно с тем, что женщин как-то ограничивают или не пускают. Скорее всего к этому просто не особенно стремятся. Понятно, что это будет занимать много времени и это достаточно большая ответственность, а у нас принято, что женщине нужно больше времени уделять семье и детям.

ММ: То есть это некий социальный стереотип?

АП: Мне кажется, что есть такой некий социальный стереотип, хотя, конечно, напрямую никто этого не будет озвучивать, но подсознательно девушкам более принято выбирать другие направления. В плане ВИЧ-инфекций, единственный вопрос, связанный с моей специальностью, который мне часто задают, особенно люди, которые недавно познакомились со мной и выясняют, что я работаю в центре СПИДа с ВИЧ-инфицированными, это: «А ты не боишься от них заразиться?!». Сразу становится понятно, что мы как раз не дорабатываем с нашей профилактикой и информированностью населения о том, что в своей повседневной жизни, вступая в какие-то отношения или контакты, мы имеем больше риск [заразиться], чем от наших пациентов.

Есть еще такое [мнение], что это тяжелые больные, но, допустим, по сравнению с теми же эмоционально более тяжелыми для врача заболеваниями, которые приводят к «выгоранию», например, в онкологии или какие-то тяжелые детские заболевания, ВИЧ-инфекция все-таки не смертельная. Она контролируемая, и мы достаточно оптимистично можем смотреть на наших пациентов. Поэтому говорить, что это эмоционально тяжело, скорее нет, наоборот, бывает даже приятно, когда ты видишь, что пациент был на тяжелой стадии, а после того как мы начали с ним терапию и начали работать во всех направлениях, он вернулся к своей нормальной жизни, стал более активным, более внимательным к своему здоровью. Бывают даже приятные моменты.