Смогут ли страны в сжатые сроки сократить вредные выбросы в атмосферу и не дать планете «раскалиться»? Можно ли это сделать без ущерба для экономического роста? Если нагревание Земного шара уже не остановить, насколько велики шансы быстро адаптироваться к новым климатическим условиям? Эти вопросы, от которых напрямую зависит наше будущее, обсуждали участники конференции ООН по климату, которая завершилась в пятницу в Бонне. Об итогах конференции и о царивших на ней настроениях, в интервью Службе новостей ООН рассказал эксперт Всемирного фонда дикой природы Алексей Кокорин.

*****

АК: Настроение в целом скорее оптимистичное, чем пессимистичное. С одной стороны, идут очень вязкие, медленные переговоры по выработке свода правил реализации Парижского соглашения. По результатам работы главного вспомогательного органа – Специальной рабочей группы по Парижскому соглашению – собран гигантский документ из 260 страниц, который на неподготовленного человека производит удручающее впечатление, такой полнейшей «каши». Но для переговорного процесса в ООН – это нормальный ход, когда у нас за год до принятия решений есть вот такой «гроссбух».

Несколько пессимистично то, что по такому вопросу как потери и ущерб, то есть то, как быть с теми вещами, к которым невозможно адаптироваться; нельзя адаптироваться, если ваш остров уходит под воду (как, например, Кирибати или Мальдивские острова), – тут очень слабый документ. Были очень упорные дебаты, чтобы усилить эту деятельность. В результате деятельность расширяется: потери и ущерб становится неотъемлемым элементом любой информационной деятельности, но не обязательно финансовой.

С другой стороны, еще по одному активно обсуждаемому вопросу – Статье 6 Парижского соглашения, механизму устойчивого развития – есть очень неплохое продвижение. Были очень четкие и конкретные высказывания и переговоры. Здесь неплохой задел на то, что через год у нас будет довольно стройная система правил, хотя тут сложности очень большие. Ведь, в отличие от Киотского протокола, и передача единиц сокращения выбросов, и совместные проекты должны быть для всех стран, у которых разные типы национальных целей. Когда это абсолютные единицы, то это просто: вычесть – прибавить. А если это удельные единицы, а если это единицы в виде отклонений от базовой линии? Как тут быть? Чисто технически много сложностей, но думаю, что они будут решены.

Это то, что касается переговорной части. Но надо сказать, что кроме переговорной зоны на конференции есть еще и «Бонн-зона» - это такая огромная выставочная площадка. И успехи действительно впечатляют. Это и успехи низкоуглеродного развития, и успехи по адаптации, по решению социальных, экологических проблем. Это, конечно, очень хорошо.

Еще один момент, который я бы отметил – явная нацеленность на постепенный уход от энергетического угля (есть же еще металлургический уголь), то есть угля в качестве энергоносителя. И уголь, уже однозначно можно сказать, станет главной «первой жертвой» Парижского соглашения и глобального низкоуглеродного процесса в целом. Ожидается, что 20 государств и субнациональных субъектов объявят о новой инициативе по уходу от угля. Среди них – и такие крупные страны, как Мексика, Италия, Франция, что, в общем, весьма значительно.

ЛБ: Накануне своей поездки в Бонн Генеральный секретарь выступил на пресс-конференции в Нью-Йорке, и он как раз звучал довольно пессимистично: он сказал что у нас есть всего несколько лет на то, чтобы попытаться удержать температуру в пределах полутора градусов по Цельсию или даже двух.

АК: Вы знаете, собственно говоря, это не является предметом переговоров, хотя некое тестирование – согласны ли страны сейчас усилить свои цели по выбросам – оно было. Эта идея была отвергнута. Причем, она была отвергнута как крупнейшими развивающимися странами, так и развитыми странами тоже. То есть это индикатор того, что с точки зрения ускорения снижения выбросов Генсек ООН совершенно прав – этого в самые ближайшие годы не будет. И говорить о том, что глобальные выбросы пойдут вниз пока преждевременно. Пока можно говорить, что они примерно вышли на плато. Есть информация, что в 2017 году они больше, чем в 2016.  Ну, на это есть еще эффект Эль-Ниньо. Не надо забывать про наложение естественных процессов. Мир скорее всего вышел уже на некое глобальное плато выбросов парниковых газов, но говорить, что мир вышел на снижение парниковых газов, увы, преждевременно.

ЛБ: Алексей, давайте поговорим о том, что происходит в России. Россия – участница Парижского соглашения. Что делается в России для того, чтобы выполнять принципы этого соглашения?

АК: Россия, во-первых, серьезно открыла глаза на адаптацию. То есть начала заниматься адаптацией. Ведь этого не было в Киотском протоколе. Это «новелла» именно Парижского соглашения. Сейчас в России, пожалуй, все признают, что адаптироваться надо, что изменения климата серьезные, долгосрочные и негативные. Очень многие при этом ничего не говорят о причинах изменения климата, и где-то в глубине души, вероятно, не считают их антропогенами, но признают, что адаптироваться надо. И Россия старается перейти от адаптации в виде «латания дырявого кафтана», где он порвался, – вот тут проблема у нас, во время волны жары, или у нас проблема с клещевым энцефалитом, и принимаются соответствующие меры в сфере здравоохранения или других областях – к чему-то лучше спланированному, обеспеченному финансами, например, к разработке комплексного национального плана адаптации, встроенного во многие аспекты экономической жизни и просто жизни обычных людей.

Что касается снижения выбросов, то очень обращает на себя внимание заявление г-на Бедрицкого, советника президента, сделанное перед началом конференции сторон [Рамочной конвенции ООН по изменению климата], о том, что Россия смотрит на Парижское соглашение с точки зрения конкурентоспособности своей экономики и экспорта. И это очень честная и прагматичная фраза, говорящая о том, что Россия не особенно собирается снижать выбросы ради снижения выбросов. Но, честно говоря, это вообще мало кто делает. А вот понимать, что есть глобальный низкоуглеродный тренд, который автоматически означает снижение выбросов, и если в него не встроиться, то конкурентоспособность экспорта – нефти, газа, не говоря уже об угле, - упадет, и вообще конкурентоспособность экономики упадет, на этом языке подобная цель участия России в Парижском соглашении хорошо понимается всеми. Даже бизнес, которому очень не нравится низкоуглеродный тренд, это все-таки понимает.