Фраза «женское обрезание» звучит довольно невинно - ведь не видим же мы ничего плохого в «мужском обрезании», оно даже помогает уберечься от заражения ВИЧ. Но принятое в ООН официальное название этой процедуры говорит о том, что ни о какой «невинности» говорить не приходится. Калечащие операции на женских половых органах, которые проводятся у девочек, наносят непоправимый вред их здоровью, а также здоровью их будущих детей. Никаких медицинских показаний к этим болезненным операциям нет, их цель – подавить сексуальность женщины и полностью подчинить ее мужчине.

В подавляющем большинстве эта варварская традиция, признанная ООН нарушением прав женщин, распространена в Африке и Азии. Но не только. В августе российская организация «Правовая инициатива» опубликовала исследование о «женском обрезании» в Дагестане. Доклад вызвал бурную реакцию в обществе, причем религиозные лидеры Дагестана отреагировали весьма негативно. Одним из неожиданных последствий публикации доклада стало решение прокуратуры Дагестана проверить его достоверность. В декабре от «Правовой инициативы» потребовали предоставить персональные данные опрашиваемых женщин и экспертов. О том, что происходит сейчас, Елена Вапничная расспросила старшего юриста «Правовая инициатива» Юлию Антонову.

********

ЮА: Всю информацию, которой мы обладали, мы передали прокуратуре. 13 января у нас были только сами расшифровки интервью, т.е. 25 интервью с потерпевшими и 17 интервью с экспертами. Прокуратура хотела получить от нас персональные данные, но когда мы проводили это качественное исследование, мы никакие персональные данные не собирали, поскольку наша цель была максимально глубоко побеседовать с этими женщинами и понять, что происходит. Если бы мы запрашивали при проведении интервью какие-то персональные данные, то с нами вообще никто не захотел бы говорить, при том, что всяких проблем и препятствий в поиске этих потерпевших, в налаживании контакта, в обсуждении этой темы было очень много. Как расценит прокуратура наши материалы, как она к этому отнесется, пока не известно. Мы никакой информации от них не получили.

«Нужно ставить на просветительскую работу с этими женщинами, а не сразу принимать специальное уголовное законодательство и привлекать к ответственности».

ЕВ: Насколько я знаю, также в Госдуму был внесен законопроект, предусматривающий наказание за подобные операции до десяти лет. Он, видимо, где-то затерялся, пока о нем не слышно. Как Вы воспринимаете такую меру?

ЮА: Эта мера достаточно радикальная. Я думаю, что она на данном этапе недостаточная и неэффективная, потому что акцент нужно ставить на просветительскую работу с этими женщинами, а не сразу принимать специальное уголовное законодательство и привлекать к ответственности, потому что мы боимся, что они просто затаятся и будут делать те же операции в еще более закрытых условиях. Перспектив принятия этого закона немного, поскольку та депутат, которая ее вносила, в новую Думу не вошла. Возможно, он будет в недрах этой Думы и похоронен.

«Подавляющее большинство женщин, которые пережили эти операции, говорили, что они будут делать их своим дочерям, своим внучкам, близким родственницам».

ЕВ: Когда речь идет о каких-то отдаленных районах, которые живут довольно закрыто, там эта традиция не воспринимается даже самими женщинами как что-то вредное, опасное для здоровья. Как до них достучаться? Я знаю, что вы предложили целый ряд мер в своем докладе. Расскажите об этом, пожалуйста.

ЮА: Ну, эти меры были предложены, исходя из анализа международных практик и попытки адаптировать международные практики, международный опыт по противодействию этим калечащим операциям именно для Дагестана. Действительно, когда проводили интервью, подавляющее большинство женщин, которые пережили эти операции, также говорили, что они будут делать их своим дочерям, своим внучкам, близким родственницам.

Но были также и женщины – их было немного, которые говорили, что это действительно зло, и они своих детей этим операциям подвергать не будут, что, в общем-то, неплохая тенденция. Но на данный момент нужны какие-то активисты именно на местах, именно там, может, даже не в селах, а в каких-то близлежащих городах, которые имели бы возможность выезжать в эти отдаленные села и разговаривать с этими женщинами хотя бы с точки зрения вреда, который приносят эти операции как здоровью, так и психике.

Такие группы есть, и мы их нашли, но они боятся открыто рассказывать о своей деятельности, боятся демонстрировать эту деятельность, поскольку думают, что будет какое-то либо осуждение, либо преследование. Они настроены оптимистично, но, тем не менее, я понимаю, что это не совсем достаточно на данный момент. Но это есть.

«В отличие от наших институциональных структур, в Грузии поверили правозащитникам, поверили журналистам и будут с этим активно бороться».

ЕВ: Эксперты Института войны и мира - международной организации – обнаружили случаи калечащих операций на половых органах и в Грузии среди анварского населения. Что Вам об этом известно?

ЮА: Да, вот как раз наша коллега-журналистка проводила это исследование. Оказалось, что у них общие корни, насколько я понимаю. Это бывшие переселенцы из Дагестана перенесли эти же практики в высокогорные села Грузии. Но, насколько мы сейчас видим, правительство Грузии, Уполномоченный по правам человека, прокуратора - они включились в борьбу с этими негативными практиками. В отличие от наших институциональных структур, поверили правозащитникам, поверили журналистам и будут с этим активно бороться, чего, к сожалению, нет сейчас у нас. Мы поддержки никакой не находим.

«Эта тема стала даже еще более табуированной. Даже те люди, которые давали нам в свое время какие-то экспертные интервью, отказывались с нами разговаривать и сотрудничать».

ЕВ: Публикация Вашего доклада вызвала бурный всплеск в обществе. Сейчас этот вопрос существует на поверхности или он ушел уже совершенно из поля внимания и прессы, и общественности?

ЮА: Мы-то, в свою очередь, хотим и собираемся работать. Вот в ноябре мы приезжали в Махачкалу, проводили там встречу с возможными партнерами, пытаясь определить пути развития нашей практической работы. Ситуация сложилась таким образом, что мы не нашли поддержку среди каких-либо структур. Все буквально отказались прийти к нам на встречу, а также отказались предоставить какое-либо помещение под эту встречу. То есть, эта тема стала даже еще более табуированной. Даже те люди, которые давали нам в свое время какие-то экспертные интервью, отказывались с нами разговаривать и сотрудничать. На данный момент мы имеем поддержку только в среде журналистов.

Но мы собираемся продолжать это исследование, поскольку мы выявили случаи калечащих операций в Ингушетии и Чечне. Мы хотим продолжить изучение данного вопроса и узнать, как относятся мужчины к этим операциям, как относится духовенство, как оно это обосновывает. А также хотим подумать над вопросом о вреде, медицинском и психологическом, таких операций. Будем эти вопросы изучать. То есть направление работы у нас более аналитическое сейчас, поскольку в практическом смысле мы не знаем пока, куда нам двигаться. А без региональных партнеров, из Москвы, нам сложно какие-то действия предпринимать.