Сегодня ООН – одна из самых известных в мире организаций. Ее Устав – классический международно-правовой документ. Но осенью 1944 года с этими названиями были знакомы только высшие руководители СССР, США, Великобритании и Китая и узкий круг экспертов из этих стран. О том, как проходила и чем завершилась конференция, специально созванная для выработки проекта Устава всемирной организации, рассказывает Евгений Менкес.

*****

Предложения по созданию ООН были подготовлены на четырехсторонней конференции в Думбартон-оксе, под Вашингтоном. Она завершилась седьмого октября сорок четвертого года. Все обсуждавшиеся там вопросы согласовать не удалось и в историографии США и Великобритании вину за это нередко возлагают на СССР. Но вот американский публицист  Стенли Майслер считает эти утверждения несправедливыми.

«Хотя русских часто обвиняют в том, что из-за них едва ли не сорвалось само создание ООН, на самом деле в Думбартон-оксе руководитель советской делегации Громыко почти во всем пошел навстречу американцам».

Уточним: во всем, что не противоречило позиции Москвы. Впрочем, и сам Майслер в своей книге «Объединенные Нации: Первые 50 лет» признает, что к созданию будущей ООН СССР подходил с настороженностью.

«Обсуждение различных проблем на конференции осложнялось все возраставшим беспокойством русских, которые опасались, что американцы и англичане будут использовать ООН против СССР в нестабильных условиях послевоенного мира».

Рассекреченные недавно директивы советской делегации на встрече в Думбартон-оксе подтверждают, что в тот период времени у Москвы действительно были такие опасения. Вот выдержки из этих директив.

«Можно представить мало случаев и положений, когда организация могла бы быть использована нами в наших интересах, между тем, как у Америки... имеется много шансов поставить организацию ... на службу своим интересам...»

В Кремле полагали, что Генеральная Ассамблея превратится в машину для голосования, в ходе которого СССР почти всегда будет проигрывать. И поэтому Громыко потребовал для каждой из шестнадцати союзных республик отдельного места в составе ассамблеи. Но еще важнее с точки зрения Москвы был вопрос о составе Совета Безопасности и о принципе единогласия его постоянных членов. Тот же Стенли Майслер свидетельствует:

«Американцы, англичане и русские были согласны в том, что вето имеет ключевое значение. Однако делегаты расходились во мнениях, насколько универсальным оно должно быть. Громыко думал, что американцы поддерживают точку зрения СССР, что вето должно быть абсолютным. Первоначально так оно и было. Но затем США изменили свой подход».

В итоге Вашингтон и Лондон предложили формулировку, в соответствии с которой в будущей организации страна, имеющая отношение к обсуждаемому кризису, не обладала бы в Совете Безопасности правом голоса, даже если бы являлась постоянным членом Совета. Москва ответила на это однозначным «нет». Переводчик советской делегации Валентин Бережков писал в воспоминаниях:

«Тут нарушался основной принцип послевоенного устройства... Как можно было ... лишать заинтересованную великую державу права участвовать в голосовании? Такая процедура равносильна отстранению этой державы от решений организации».

На фоне этих разногласий «потерялся» даже спорный вопрос о шестом постоянном члене Совета Безопасности. США хотели, чтобы им стала Бразилия, но сняли предложение из-за возражений русских и англичан. В книге «Акт творения» американский историк Стивен Шлезингер пишет, что к концу сентября стало ясно, что конференцию пора завершать.

«Сложился консенсус относительно того, что теперь пакет неурегулированных проблем нужно передать для решения высшим руководителям США, Великобритании и Советского Союза».

Решение проблемы вето, как и решения других сложных вопросов, приемлемые для всех пяти великих держав: СССР, США, Великобритании, Китая и Франции, были выработаны позже – в Ялте и в Сан-Франциско. Что же касается остальных государств, то им оставалось только подчиниться порядку, установленному «большой пятеркой».