Сегодня в ООН вспоминают пострадавших от урагана «Катрина», который обрушился на Новый Орлеан ровно десять лет назад. Было затоплено 80 процентов города, известного как столица джаза. Погибло 1800 человек. C одной стороны, «Катрина» выявила слабость системы реагирования на стихийные бедствия, с другой, позволила международному сообществу извлечь полезные уроки.

Эксперты ООН утверждают, что отстроенный заново Новый Орлеан стал образцом устойчивости к природным бедствиям. Наш коллега Никола Крастев тогда работал внештатным корреспондентом Радио «Свободная Европа» и сразу после урагана отправился на место катастрофы. Он поделился воспоминаниями очевидца с Еленой Вапничной.

*****

НК: У радиостанции, на которую я в то время работал, было два штатных корреспондента в Вашингтоне, однако оба отказались ехать в Новый Орлеан, поскольку считалось это довольно рискованным делом непосредственно после урагана. Сразу после «Катрины» там происходили грабежи и многое другое с уголовным уклоном. Так что штатные сотрудники отказались. Потом большое начальство позвонило мне, внештатнику в Нью-Йорке, и предложили поехать в Новый Орлеан.

Для меня это было неожиданным предложением, но я согласился, все таки это редкий шанс для любого журналиста, и буквально на третий день после того как ураган «Катрина» обрушился на Новый Орлеан - я попал туда. Летел до Батон-Ружа, столицы штата Луизиана, поскольку самолеты напрямую в Новый Орлеан не летали. Когда я прилетел, сразу, конечно, надо было брать машину напрокат и ехать дальше до Нового Орлеана – примерно полтора - два часа. Я помню, как я зашел в офис одной из больших компаний по сдаче машин напрокат, то ли Hertz, то ли Enterprise, они мне сразу сказали, что свободным у них остался только самый большой внедорожник - Cadillac Escalade. Мне такую большую машину до той поры не приходилось рулить, но, конечно, я взял, поскольку другой не было. Сразу за мной в очереди встала группа японских журналистов с огромными камерами и оборудованием. Оказалось, что я взял последнюю машину, а им сказали: «У нас машин не осталось, можете брать либо грузовик, либо автобус».

Приехал я в Новый Орлеан, сразу стало ясно, что ни на какие гостиницы не придется рассчитывать, потому что все было занято сотрудниками правоохранительных органов, Федерального бюро расследований (ФБР), служб ЧП, командами по спасательным работам и так далее. Мне повезло, что машина большая, емкая, с кондиционером, я в ней неделю ночевал. Душа ни разу не удалось принять за это время. В последние дни от меня, наверное, дурно пахло. Я сам ощущал это, жара-то какая стояла все время! Какой там душ, только питьевую воду в пластиковых бутылках утром доставляли в гостиницу и сразу все нарасхват. Правоохранительные органы предоставляли воду и питание журналистам бесплатно, но только вода и булочки с сосиской были в неограниченном количестве.

ЕВ: То есть все это время вы жили в машине?

НК: Шесть дней, практически неделю, я жил в машине. Нас сразу предупредили, что по городу следует передвигаться очень осторожно как раз по причине преступности, были случаи ограблений, некоторые вооруженные нападения. С другой стороны, по причине как раз этого мародерства, полиция, а также патрули Национальной гвардии США могли тебя остановить и проверить.

Со мной это случилось два раза, досконально проверяли документы и машину на предмет украденного имущества, звонили по мобильникам удостовериться в журналистской аккредитации, потом очень вежливо отпускали, но все время ощущалось, что все – начеку. Полиция предупреждала передвигаться по городу с чрезмерной осторожностью, и не заходить ни в какие дома - двери-то у многих были распахнуты настежь.

У моей машины движок был мощный, она с легкостью проезжала через вонючую черную жижу иногда глубиной прямо по дороге до 70-80 см. Предупреждение не заходить в чужие дома было не случайным – одно, что могли обвинить, в воровстве, а другое, что там часто находили трупы умерших во время урагана людей. Два раза во время моего пребывания мне удалось попасть в группы журналистов, которые команды ФБР брали с собой во время выездов в наиболее пострадавшие кварталы города.

Ехали мы на огромных, мощных военных грузовиках. Прямо над головами, очень низко свешивались электрические провода, хотя электричество почти по всему городу было отключено. В первый тур мы вместе с сотрудниками ФБР заходили в дома, которые еще не были проверены, они заходили во все комнаты и закоулки удостовериться, что не осталось людей.

Была такая, душераздирающая ситуация, когда мы подъехали к крыльцу большого дома находящегося в озере зловонной черной воды. На веранде было три собаки, они – уже исхудавшие – смотрели на нас такими грустными глазами и виляли хвостами, не лаяли. Видимо, хозяева их бросили. Заметно было, что они уже дня 3-4 ничего не ели, может даже и не пили, вода-то токсичная. ФБРовцы проверили весь дом на наличие людей, а потом один из них достал из холодильника два галлона питьевой воды там оставшейся и налил собакам в большую кастрюлю, они сразу бросились пить. И продолжали с надеждой на нас смотреть грустными глазами. Однако предписания были четкие: брать только людей. Пришлось собак оставить. Два раза во время этих выездов мы подъезжали к домам, в которых были обнаружены тела умерших, это считалось местом возможного преступления, нас предупредили ни в коем случае не снимать.

ЕВ: Опишите, пожалуйста, Новый Орлеан в то время. Вы, кстати, в городе были до этого или нет?

НК: Никогда до этого, да и потом я в Новом Орлеане не был. Я, конечно, многое слышал о городе, но то, что я слышал, это было с таким, романтическим окаймлением – столица джаза, Луи Армстронг, аэропорт города назван в его честь, французский квартал, новоорлеанская кухня и так далее. Во французском квартале я тоже побывал, он был значительно менее задет, чем другие, более низко находившиеся части города. Больше всего, если я не ошибаюсь, пострадали 7-й и 9-й районы (wards) города. Во время моего пребывания Новый Орлеан был практически городом-призраком, потому что там не было ни электричества, ни воды, никакие магазины или услуги не работали. Там только пытались спасать тех, кто остался в своих домах и застрял, как в западне. Так что вид города абсолютно не соответствовал тому романтическому представлению, которое у меня было.

ЕВ: Вот, хочу еще спросить - журналисты, которые попадают в зону бедствия, без значения – конфликта или природного бедствия – им часто приходится балансировать свои профессиональные обязанности с человеческими эмоциями, которые, наверное, невозможно не испытывать, когда ты видишь, ну вот, трупы людей погибших. Как вы боролись с этой дилеммой, по-человечески были у вас какие-то сложные моменты?

НК: Думаю, что к тому времени у меня было уже немало опыта, и у меня была такая внутренняя психологическая  дисциплина, и я мог раздельно смотреть на то, что происходит перед глазами с точки зрения журналиста-наблюдателя и воспринимать без содрогания эмоциональную нагрузку происходящего как человек. То есть мне удавалось более или менее беспристрастно делать свою работу, не зацикливаясь слишком на эмоциональном грузе происходящего или наблюдаемого. А делать свою работу в такой ситуации – это значит давать как можно больше голосов участников событий в своих репортажах.

ЕВ: Вы, однако, видели людей, которые остались без крова, лишились всего. Наверное, это тоже произвело на вас сильное впечатление?

НК: Мне кажется, что по большей части люди, с которыми мне довелось встретиться в Новом Орлеане – это были люди более жесткого типа, сильной закалки, и было сразу видно, ощущалось, что это для них беда, но это не было концом их жизни или мира, я не наблюдал отчаяния или безысходности, нет. Они понимали, что ситуация сложная, но в то же время смотрели в будущее, они очень надеялись, что правительство очень поможет, потом оказалось, что это не совсем так. В первые дни ожидали оказания помощи со стороны федерального правительства, она потом была оказана, но шло все это с большими перебоями.