Сегодня в рубрике «Наши люди в ООН» - рассказ о судьбе Специального посланника Генерального секретаря по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии Мишеля Казачкина. Мы познакомились с ним, когда он занимал должность Посла Франции по инфекционным заболеваниям.

Фамилия Казачкин сразу навела на мысль о русских корнях. Оказалось, что Мишель – одновременно и Михаил Юрьевич, прекрасно говорит по-русски и регулярно бывает в России. С тех пор он стал частым гостем наших передач – особенно когда возглавлял Глобальный фонд ООН по борьбе с ВИЧ/СПИДом, туберкулезом и малярией.

И вот, наконец, Елена Вапничная расспросила профессора Казачкина о его корнях и отношениях с Россией.

*****

«Ну, знаете, как и у многих русских из первой эмиграции после революции, судьбы у них были невероятные. Можно книги писать о каждом».

Действительно, по жизни семьи Казачкиных можно изучать историю XX века. Отец Мишеля, Юрий, во время революции 1917 года 18-летним студентом оказался в Крыму и там получил телеграмму от близких с наказом не возвращаться в Москву. Вместе с англичанами он уехал из Крыма в Египет, а в середине 20-х перебрался в Париж, который тогда был центром русской интеллигенции. Юрий Павлович Казачкин стал работать секретарем у Бердяева.

Мама Мишеля Казачкина, Юдифь Меллер, приехала во Францию с родителями в 1925 году из Петербурга. Они пережили революцию, и Юдифь даже  успела поучиться в советской школе. Жизнь становилась все труднее, рос антисемитизм, и семья решила уехать – сначала Ригу, а потом в Париж. В Париже Юдифь вместе с сестрой зарабатывала шитьем и училась в Сорбонне. Там она и познакомилась со своим будущим мужем. Мишель Казачкин говорит, что рос в совершенно русском окружении.

«Дома мы говорили по-русски. Не только говорили по-русски, но отец просил меня – я должен был каждый день вслух читать какую-то книгу, несколько страниц. У нас, конечно, были все русские детские книги, опубликованные в России, их можно было покупать в Париже. Я помню, как в детстве мы делали покупки в русских лавочках, так что были каша, огурчики, селедка – все, что хотите».

Я спрашиваю, тосковали ли родители по родине.

«Конечно, Родина была русская, все у нас дома было русское, но я не помню, чтобы родители мои когда-нибудь думали или говорили, что они хотели бы вернуться. Такого я совершенно не помню. Но у нас, в русских кругах моих родителей некоторые вернулись в 50-х годах и там погибли. Это я узнал позже».

Но и тем, кто остался в Париже, пришлось пережить тяжкие испытания. В годы войны отец Михаила Юрьевича работал в рядах Сопротивления вместе с легендарной матерью Марией и священником Дмитрием Клепининым. Оба сегодня причислены к лику святых. Они делали фальшивые документы для евреев, чтобы спасти их от фашистов. Мать Мария - в миру Елизавета Кузьмина-Караваева -  31 марта 1945 года погибла в газовой камере лагеря Равеснбрюк. Юрий Казачин и отец Дмитрий тоже попали в руки гитлеровцев.

«Они были арестованы в 1943 году и сосланы в лагерь Бухенвальд. Отец Дмитрий там погиб. А отец мой вернулся живым в апреле 1945 года, но с туберкулезом».

Трагичной оказалась и судьба бабушки Михаила Юрьевича по материнской линии. В войну она пряталась от нацистов на юге Франции, но после нападения партизан немцы потребовали от жителей деревни под угрозой истребления выдать всех евреев. Бабушку отправили в концлагерь, где она и погибла.

А тетя  - Евгения Черносвитова - попала в историю литературы - и не потому, что преподавала в университетах Лозанны и Женевы.

«И она была любовью писателя Райнера Марии Рильке и он умер в ее объятиях – в Сьерре, и об этом писали во многих книгах и биографиях. По-моему, это  была больше платоническая любовь».

Михаил Юрьевич жалеет, что в те времена мало расспрашивал родителей об их жизни, а сами они не очень-то откровенничали.

«Я тоже помню, как мы все собирались – эти друзья моих родителей из концлагеря с детьми  - и очень мало говорили об обстоятельствах в лагере, шутили даже об эсэсовцах и нам говорили, что мы должны расти в мире, где такого никогда бы больше не случалось».

Со временем Михаил Юрьевич обнаружил семейные связи в  Америке и в России. Дело в том, что отец его матери в 1931 году уехал попытать счастья в  США и вскоре там умер.

«И моя мать никогда не могла мне сказать, где он похоронен, они ничего не знали».

В конце концов, удалось выяснить, что его могила находится на кладбище под Нью-Йорком, и в 2014 году доктор Казачкин разыскал этот безымянный кусок земли.

«После 80 лет мы с двоюродным братом построили там могилку и сделали надпись».

А в 70-х годах Михаил Юрьевич с мамой впервые приехал в Россию. Ведь в Москве осталась семья его отца, с которой все эти годы фактически не было никакой связи. Ему удалось найти сестру отца – Татьяну, и своих двоюродных брата и сестру - Алексея и Валерию. Но тетка отказалась встречаться с племянником. О жизни в Советском Союзе ему рассказывали его кузены.

«Сперва семья имела целый этаж,  потом квартиру, а потом комнату в коммуналке. И в этой комнате, жили не только они – 5 или 6 человек, но там еще стоял рояль, потому что Алексей  учился и потом стал пианистом. Я это к тому говорю, что они боялись переписываться с моим отцом. Я знаю, что одно письмо моего отца было зашито в матрасе – настолько они боялись. Так что в 70-х годах, когда я поехал в Россию, мы нашли адрес старшей сестры моего отца - Татьяны, но она отказалась и не хотела нас видеть – еще люди тогда боялись».

В следующий раз доктор Казачкин приехал в Москву уже в качестве врача, представителя организации «Врачи мира» выяснять, какова ситуация со СПИДом. Оказалось, что на тот момент она не вызывала тревоги. Зато врачи обнаружили, что в катастрофическом положении оказались старики. Они организовали программу помощи, в которую принимали людей старше 70 лет с инвалидностью, не имеющих родственников, доход которых не превышал 20 долларов.

«И таких людей в центре Москвы тогда, в  первой половине 90-х были сотни, тысячи. И они жили в ужасных обстоятельствах.  Я помню, что некоторые питались только черным хлебом и молоком, потому что это было единственное, что они могли покупать, потому что цены были под контролем. Наш проект – мы оказывали им медицинскую помощь. У нас была такая сеть медсестер, которые работали в больницах, клиниках и после того, как оканчивали работу, они посвящали час-два нашей организации и обходили этих людей, помогали им, приносили продукты, мыли инвалидов и когда нужно было, вызывали врача, а потом, когда врач выписывал лекарства, эти лекарства мы привозили из Франции грузовиками,  и у нас была такая аптека».

Вскоре помощь все же потребовалась и ВИЧ-инфицированным. «Врачи мира» поддерживали мобильную клинику в Санкт- Петербурге – попросту автобус, где наркопотребители могли пройти тестирование и получить чистые шприцы.

Михаил Юрьевич вспоминает, как привозил из Франции в ручной клади пачки долларов на зарплату медсестрам и на проект в Санкт-Петербурге. Один из организаторов приезжал в Москву…

«Он приезжал после обеда, мы вечерком под лампочкой с графинчиком водки пересчитывали эти доллары, а потом он ночным поездом возвращался в Петербург. Это было как в каком-то фильме или книжке».

С тех пор профессор Казачкин - постоянный гость в России: сначала он приезжал в качестве руководителя Глобального фонда по борьбе с ВИЧ/СПИДом, туберкулезом и малярией, а теперь – в роли Спецпосланника главы ООН по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии. Как он ощущает себя в России?

«Каждый раз, когда я туда возвращаюсь, через несколько часов русский язык возвращается, и я себя чувствую русским».

Причем знание русского помогает ему в общении с высокопоставленными чиновниками, с которыми, как он сам говорит, он часто спорит. Позиция Спецпосланника и ООН в вопросах, касающихся программ по снижению вреда для наркопотребителей, сильно отличается от взглядов российских властей. Так, на региональной конференции по ВИЧ/СПИДу в мае 2014 года, Мишель Казачкин выступил с резкой критикой политики России в этой области.

«Там сидела министр Скворцова, там сидел Онищенко Геннадий Григорьевич и всякие «шишки», и я по-русски прочел такую речь довольно агрессивную. Так что я с ними могу быть не согласен и я от этого чувствую себя неуютно, потому что я чувствую, что там мои корни и родина. И то, что на Россию сейчас криво смотрят, и она себя ведет так, что Запад будет все больше и больше на нее криво смотреть, - из-за этого я как-то себя чувствую неловко».

Мишель Казачкин часто говорит, что он русский по генотипу и француз по фенотипу. Говорит, что любит французскую литературу и философию, которую изучал до того, как стать врачом.

А я вижу в нем не только французского интеллектуала, но и настоящего русского интеллигента, основные черты которого  определил Дмитрий Лихачев: «интеллектуальная свобода как нравственная категория», «независимость мысли» и «умственная порядочность». Видимо, эти черты передаются из поколения в поколение, невзирая на то, какая национальность стоит в паспорте.