В Женеве в эти дни проходит 65-я сессия Комитета ООН по правам ребенка. Ежегодно несколько стран отчитываются по ситуации в этой сфере. Комитет направляет каждому из государств-участников индивидуальный список вопросов. Ответы на них должны прояснить, выполняется ли в данной стране Конвенция по правам ребенка и как обстоит ситуация с защитой прав детей в целом. В этом году среди докладчиков оказалась Россия. В российскую делегацию вошли как представители официальных структур, так и члены неправительственных организаций. О том, какие вопросы, касающиеся прав ребенка, являются для России наиболее острыми, Людмила Благонравова расспросила Марину Гордееву – председателя правления Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации.

*****

МГ: Если вы спрашиваете о тех задачах, которые сейчас решаются как актуальные, то это, конечно, вопрос организации сопровождения семей и ранней помощи семьям в трудной жизненной ситуации; важная тема, конечно, помощь семьям с детьми-инвалидами и оказание поддержки на ранней стадии, программы раннего вмешательства; программы инклюзивного образования детей в школах; вопросы, связанные, если третью группу выделять – неблагополучные дети в конфликте с законом, то, естественно, вопросы социальной интеграции детей, выходящих из мест лишения свободы.

ЛБ: Ну, а если говорить об ответах России, а Россия предоставила очень развернутые ответы, насколько вообще Комитет остался доволен ответами?

МГ: В данном случае, довольный-недовольный, наверное, не совсем правильный термин. Это вопрос общения и прояснения ситуации. Другое дело, что ряд вопросов, может быть, заострялся для нашей делегации, которые в стране не звучат как острые, в частности – положение детей из цыганских семей, или, как говорят, из рома-сообществ.

ЛБ: Но, если не говорить о детях рома, а говорить о детях трудовых мигрантов – звучат мнения о том, что, действительно, до определенной степени существует дискриминация в отношении таких детей. Как вам видится эта проблема?

МГ: Конечно, это не должно критично сказываться на детях, но, собственно, дети имеют доступ и к лечению, и к образованию. Это точно. Другое дело, конечно, что режим пребывания взрослого населения в стране определен, и там есть вопросы, которые надо решать юридически для родителей, и они могут сказываться на неудобствах для детей.

ЛБ: Я, конечно, не могу Вас не спросить, и этот вопрос был адресован России, - закон Димы Яковлева.

МГ: Этой теме, как ни странно, не уделялось много внимания. Мы тоже как-то ожидали, что будет больше интереса, но к вопросу международного усыновления, в общем-то, - один-два вопроса относились.

ЛБ: Да, но если говорить о вопросе. Я даже зачитаю, тут спрашивают о конкретных цифрах и статистике, об усыновлении детей и, в частности, детей-инвалидов - в какой мере этот закон повлиял на перспективы усыновления для детей-инвалидов. Как мне показалось, и я прочитала ответ России, он не прозвучал. Прозвучали сухие цифры, и все.

МГ: В любом случае, этот закон, который был принят в конце позапрошлого года, конечно, подхлестнул активность Государственной Думы по принятию новых поправок в действующее законодательство с тем, чтобы максимально упростить процедуры усыновления детей и вообще приема детей в семьи. Дело в том, что подавляющее большинство детей имеют проблемы со здоровьем, но есть семьи, которые берут на воспитание по той или иной причине детей с инвалидностью. Сказать, что этого не происходит, я не могу. По численности российских усыновлений, конечно, больше, чем иностранных.