Певица и общественная деятельница – так порой пишут о Маниже, которую, конечно, никоим образом нельзя вместить в это определение. Во-первых, Манижа не только исполнительница, но и автор своих песен, а также режиссер музыкальных видеоклипов. Во-вторых, да, она, действительно и в своем творчестве, и в жизни выступает против домашнего насилия и ксенофобии. Она разработала бесплатное мобильное приложение «Silsila» («Нить»), с помощью которого женщины, пострадавшие от насилия, могут обратиться за помощью. Манижа поддерживает благотворительные фонды, работающие с больными детьми. А в декабре 2020 года она была назначена Послом доброй воли Управления ООН по делам беженцев. Но назвать ее «общественной деятельницей» не поворачивается язык. Ее так называемая «социальная позиция» – это человеческая суть Манижи.  Наши коллеги из Управления по делам беженцев говорят, что ее не пришлось «обучать правозащитной деятельности» – ее сотрудничество с ООН стало естественным продолжением того, что она делала и раньше. Правда, некоторые считали, что публичное внимание к социальным вопросам может помешать молодой певице. Кто оказался прав? С этого вопроса Елена Вапничная начала беседу с Манижей. 

М: Мама, мой продюсер, всегда поддерживала меня и всегда говорила, что, если ты хочешь об этом говорить, говори. Были моменты, когда внутри индустрии наши партнеры в музыкальном проекте советовали: «Будь аккуратна, будь осторожна. Может, ты сначала создашь вокруг себя огромную аудиторию, заработаешь много денег, а потом ты будешь делать социальные проекты, а не музыку». Потому что многие думают, что социальная деятельность и творческая жизнь – это два разных мира, которые не могут существовать вместе. Но я и моя команда подтверждаем всегда, что это возможно, и нужно. Мы никого не принуждаем так же себя вести. Это должно быть выбором каждого человека.

ЕВ: Для меня одна из самых мощных, трогательных и пронзительных песен – это «Мама». Я знаю, что она [видео версия - ред.] Вам далась не так легко, что спонсоры не очень хотели давать на нее деньги, и Вам пришлось потратить собственные средства. И Вы говорили, что хотели, чтобы этот клип о насилии над женщинами, но не только – он, конечно, очень многослойный, и песня сама, – но Вы хотели, чтобы клип снял мужчина и выбрали режиссера, который известен такими жесткими клипами – Ладо Кватанию. Почему на него пал Ваш выбор? 

М: Ладо Кватания – очень талантливый человек, мы познакомились в кругу наших друзей, и я прямо почувствовала, поняла, что именно он должен высказаться на эту тему. Вот Вы сказали, что он автор таких достаточно «кровожадных», ярких работ, но это стереотип, потому что каждый человек может высказаться по-разному и сделать направление своего творчества в любой момент своей жизни иным. Но здесь мне было интересно посмотреть, как моя тонкая восприимчивость, моя внутренняя хрупкость и силы сочетаются с таким очень мужским взглядом на тему домашнего насилия.

Почему это важно? Потому что, если мы хотим равенства, должен быть диалог. Очень часто в борьбе за равенство мы слышим только монологи, и поэтому так тяжело прийти к гендерному равенству в нашем обществе. 

Тема домашнего насилия имеет разные и очень сложные стороны, и одна из самых-самых сложных сторон – это работа с акторами насилия. Очень мало центров, которые бы могли обеспечить помощь, чтобы человек мог признать свои ошибки и не только признать, но и работать над ними – на протяжении очень долгих, очень долгих лет. Но я верю, что это возможно, потому что в моей жизни есть примеры, где я увидела собственными глазами, что человек может измениться, хотя на это нужно очень много лет. 

ЕВ: В Инстаграмме у Вас был проект, когда Вы говорили с мужчинами, и они даже плакали. Мы с Вами говорили о том, что проблема насилия связана также с неправильно понимаемой маскулинностью в обществе: мол, мужчина должен быть сильным, жестким, он не может позволить себе плакать, как девочка, и так далее. Вот чем же Вы заставили мужчин плакать – о чем были разговоры? 

М: Я с ними разговаривала об их жизни – просила их вспомнить какие-то важные ключевые ситуации в их жизни. Это были длительные разговоры – на несколько часов, записанные на камеру, и мы взяли только те фазы, где человек только зашел и начал с тобой разговаривать, и конечную фазу, когда он начал так или иначе проявлять свою чувствительность – и в обоих случаях это было очень красиво. Моя задача была – показать, что проявлять эмоции – настоящие эмоции, не стесняться их – это очень красиво. И плакать мужчинам можно и нужно, и нужно вслух говорить об этом стереотипе и разрушать его. Они должны быть более чувствительными, чтобы иметь возможность меняться. 

ЕВ: Все-таки мне хотелось бы еще спросить Вас поподробнее о том, почему Вы пришли к теме насилия против женщин, хотя в Вашем творчестве очень много тем, и мы поговорим еще о Вашей роли в Управлении по делам беженцев. Но все-таки, мне кажется, тема насилия против женщин – такая доминирующая. Почему?

М: Во-первых, тема насилия существует и во всемирной повестке, к сожалению. Во-вторых, почему я говорю об этом так часто и так много? Потому что мне, конечно, хотелось бы, чтобы существовал закон о защите женщин от домашнего насилия, чтобы существовало больше бесплатных кризисных центров, которые были бы обеспечены государственными средствами, чтобы они могли функционировать и делать свою работу хорошо. И они делают свою работу хорошо. Я знаю массу кризисных центров, где оказывают помощь огромному количеству женщин – не только помогают спрятаться в момент, когда им нужна помощь, но и на длительной основе, чтобы они могли восстановить свою жизнь, выйти из этих взаимоотношений, прийти к независимости. Существуют разные формы насилия – это не только рукоприкладство, есть и моральное насилие. Также во время пандемии многие столкнулись с безработицей и оказались в условиях, когда некуда было идти, и у абьюзеров, по сути, были развязаны руки, и они могли говорить женщине: «Вот ты сейчас живешь за мой счет и делай, что я тебе говорю…». То есть вот такая форма – не знаю, финансового насилия…

Мне, конечно, хотелось бы, чтобы существовал закон о защите женщин от домашнего насилия

Вообще задача этой просветительской деятельности – это вдохновить женщину к тому, что у нее есть выбор: получай образование, развивайся. Это не значит, что ты должна быть мужененавистницей или делать все только сама. Нет, но ты должна четко понимать все свои возможности и осознать, что ты можешь все – в любой момент своей жизни: ты можешь любить, ты можешь быть хрупкой, ты можешь зарабатывать деньги, ты можешь потерять работу, но снова найти работу, ты можешь столкнуться с проблемой, ты можешь быть счастливой, ты можешь все. 

ЕВ: Как я уже сказала, Вы могли бы быть Послом доброй воли и организации «ООН-женщины», и Фонда ООН в области народонаселения – я знаю, что Вы с ними тоже работали и вместе с Натальей Водяновой принимали участие в их работе. Вы сотрудничаете с Фондом «Подари жизнь», то есть могли бы и с Детским фондом ООН работать в качестве Посла доброй воли. Но Ваша должность Посла доброй воли Управления по делам беженцев – это связано с Вашей личной историей, с тем, что Вашей семье пришлось бежать от войны в Таджикистане?

М: Безусловно, это связано с личной историей, и я являюсь примером очень правильной ассимиляции в обществе. То есть я – показатель того, к чему ты можешь прийти, что ты можешь сделать для страны, в которой ты живешь, что ты можешь назвать эту страну своим домом.

Мне эта тема очень важна и очень близка, и я чувствую, что она не так популяризирована в общественной повестке, и одна из главных задач – это повысить осведомленность людей, чтобы, как минимум, они больше улыбались что ли друг другу, встречая на улице людей других национальностей. Даже если они не одеты дорого и выглядят испуганными, это не значит, что они не заслуживают доброты и хорошего отношения. 

ЕВ: Меня очень трогает фраза из Вашей песни – и таких афористических фраз у Вас очень много: «В наших лодках много места, но плывем по одному». И как это ни парадоксально, у меня как раз встает картина беженцев, плывущих в переполненных лодках, которые часто переворачиваются и тонут – постоянно происходит одна трагедия за другой. И вот если бы их «рассадить по нашим лодкам», да?

М: Да, если бы мы действительно могли рассадить их «по нашим лодкам, где плывем по одному»... А почему плывем по одному? Потому что «трудно быть тонким, трудно быть честным, трудно, когда тебе лгут».

Вот это недоверие, вот этот страх, который у тебя есть в жизни, делает тебя очень закрытым, злым в чем-то. Я не хочу сказать, что есть злые люди и есть добрые люди. Есть разные люди, но внутри каждого человека есть и те, и другие чувства. Но в зависимости от обстоятельств, в которых ты находишься, те или иные чувства начинают как бы прогрессировать. И когда ты боишься потерять то, что у тебя есть, и видишь человека, который приехал из другой страны и нуждается сейчас в помощи, ты думаешь: «А зачем ты приехал? Ты сейчас пойдешь и займешь мое место в этой лодке». Нет! В этой «лодке» огромное количество мест, и здесь могут еще поместиться человек 50 или 100. Не жадничай – у тебя будет свое место!

Я живой человек, который любит то, что он делает, который верит в то, что делает

ЕВ: Еще один афоризм из Вашей песни: «Живу по Корану в стенах церкви»…

М: «Един Бог, и грани его бесконечны…» Я всю жизнь жила не только в мультикультурном окружении, я изучала многие религии. Я не религиозна, но я очень верующая. Я ездила в Казань и была на службе в храме, а через 15 минут я была в мечети на службе. И в обоих случаях для меня это был прекрасный духовный опыт. Потому что то единство, которое присутствует в религии, – прекрасно. Знаете, теплые слезы из глаз льются, когда ты оказываешься в этом едином потоке с людьми, которые сейчас открыты. Люди открыты в церквях, люди открыты в мечетях – и это прекрасно.

ЕВ: Вы едете на «Евровидение» с песней «Russian Woman». Вы говорили, что едете не за победой, Вы едете туда «не биться» за нее. Зачем Вы туда едете? 

М: Я еду, чтобы поделиться тем, что я живой человек, который любит то, что он делает, который верит в то, что делает. У меня будет невероятная возможность, когда я буду стоять на сцене, в эти секунды сказать важный месседж, который будет услышан очень большим количество людей, а значит, может на них повлиять и заставит прийти к каким-то добрым изменениям.

То, как будет идти голосование и что как будет происходить, меня это мало интересует. Многие говорят, что Евровидение – это очень политический конкурс, кто-то – что не политический… Я считаю, что вообще не надо об этом думать. Нужно делать свое дело и оставаться собой, и это единственное, за что ты можешь отвечать перед собой, перед Богом и перед людьми.